Моя панацея (СИ)

Опускает на себя медленно, растягивает под немаленький размер, заполняет собой. Через миллиард мгновений он полностью во мне, до упора, до последнего миллиметра.

— Ох, — выдыхаю, а Максим прикусывает мою нижнюю губу, обводить её языком, посасывает, облизывает.

Двигает меня на себе: подбрасывает вверх, с силой опускает вниз, наращивает темп, пока я не нахожу ту самую точку опоры, не беру контроль в свои руки. Упираюсь руками в плечи, пальцы скользят по влаге на коже, и это лучшее доказательство, что Максиму хорошо.

Павлик никогда не потел во время секста. Господи, уйди из моих мыслей! Павлик, сгинь!

Вверх-вниз, пока не начинает кружиться голова, пока мир не темнеет перед глазами. Дыхание срывается, смешивается с хриплыми выдохами Максима. Царапаю широкие плечи, прохожусь по коже ногтями, царапаю.

Вверх-вниз, до судорог внизу живота, до сладкой истомы в каждой клетке кожи, до разрыва души, до дрожи под коленями.

— Ещё, пожалуйста, Максим, ещё, — умоляю, ловлю его губы, сама целую неистово, мечтаю быть ближе и отдалиться одновременно.

— Инга, смелее, — хриплое в рот, и после болезненные укусы. Его пальцы касаются щёк, шеи. Пытка и мука.

Внизу живота пожар, мышцы сокращаются, сладкая судорога проходится по позвоночнику. Что-то тёплое выливается, а Максим подхватывает меня вверх и с силой опускает на свой член до упора, до моих вскриков и своих хриплых стонов. Внутри пульсирует, жжётся, обжигает. Дыхание спирает, грудь теснит что-то новое, непонятное, странное. Хватаю ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Я… я сейчас…

— Давай, девочка, кончай.

И эта фраза, как приказ, прошивает меня насквозь пулемётной очередью, впивается в сердце, стекается огненным ручьём ниже, выстреливает искрами внизу живота.

В глазах темнеет. На мгновение тёмная пелена скрывает от меня всё, обволакивает. Судорога проходит по ногам, подгибаю пальцы, тянусь к Максиму. Его грудь покрыта бисеринами пота, я трусь об неё воспалёнными сосками, хочу большего.

— Макс, — выкрикиваю. Рука Максима на моём затылке, как маячок в тумане, и стон тонет в поцелуе. Жарком, неистовом, невероятном. — Что ты со мной делаешь?

Падаю лбом на его плечо, дышу надсадно, до боли в рёбрах. Максим прижимает меня к себе, берёт в плен своих рук, а член пульсирует внутри, добавляет удовольствия.

Растекаюсь киселём по сильному телу. Превращаюсь в безвольный кусочек желе, а сердце грохочет так, что вот-вот выпрыгнет через горло

— Блядь, — в ухо, но впервые меня не коробят маты. Это же не тётка, это же Максим. Это не то, не со зла, не в мою сторону. Не обо мне. Не про меня.

20. Инга

Я варю кофе, а за окном рассвет. Через несколько часов нужно ехать за Яриком, и я не хочу уснуть в самый неподходящий момент. Потому кофе и покрепче.

Перебираю босыми ступнями, прохладный воздух кондиционера касается голых бёдер, они покрываются пупырышками, но это здорово освежает. После секса, который, стыдно признаться, слишком мне понравился, кожа горит огнём, и кровь до сих пор бурлит в венах. Вот только мне неспокойно. Какое-то дурное предчувствие царапает сердце. В кухне тишина, а я украдкой поглядываю на Максима, но не решаюсь заговорить.

Максим стоит у окна, из одежды на нём только белое махровое полотенце, на коже после душа ещё остались влажные капли. Они поблёскивают в ярком свете десятка потолочных лампочек, искрят, кажутся чем-то волшебным. Только Максим на меня внимания не обращает — смотрит на осенний сад сквозь тройной стеклопакет и курит. Тихий, задумчивый, немного странный, он втягивает табачный дым и медленно выпускает его вверх. Свободной от сигареты рукой упирается в стену, и мышцы на предплечье слишком уж напряжены.

А говорят, что секс мужчин расслабляет, но тут какой-то особенный случай. Не к добру это, пятой точкой чувствую.

Максим сейчас мрачнее обычного, а брови сведены к переносице, хмурые. О чём ты думаешь? Что гложет?

Наверное, я всё-таки сделала что-то не так. Максим, получил от меня то, что хотел, и теперь всем своим видом даёт понять, что не стоила овчинка выделки. Вон, паспорт мне вернул, сумку. Надо тогда уходить. Зачем эта тягостная тишина?

— Я предупреждала, — срывается с языка то, о чём я даже думать секунду назад не хотела. Наверное, подсознание взыграло, выдало этот финт.

Вглядываюсь в зарождающуюся на кофейной поверхностью янтарную пенку. Всматриваюсь в пузырьки, мысленно их пересчитываю, а ладони потеют. Вытираю их бумажным полотенцем, а внутри всё клокочет. Главное, чтобы кофе не сбежал — эта мысль безопасная, от неё не ползёт по коже холодок. По кухне плывёт густой аромат, я считаю про себя до десяти и выключаю плиту.

— О чём ты? — чувствую, что смотрит на меня, но я не хочу видеть его глаза сейчас. — Инга, я жду ответа.

— Я предупреждала, что плохая любовница, — выдыхаю на каком-то щемящем сердце нерве. — Убедился?