И близ города увидел девушку, которая сидела у дороги и горько плакала. Поглядел на не, картину увидел: ее в жарких объятиях любовника. Потом — как он ее кинул. Вздохнул — и дальше прошел. Он не решался любить человеческих женщин, давно уже. А нелюдей женщины его опасались. Да и не стремился-то старик новую семью заводить. Хватит первой погибшей жены. Да помнил он боль еще, когда приходится род и потомков своих пережить. Не хотел повторять все еще один раз. Вспомнил — и мимо прошел.
Потом видит — вьюнки у кустов цветут. Да потянулся вдохнуть тонкий их аромат. Простых нежных цветов. Да девушку вспомнил, которая рыдала. Все-таки первою та любовь у нее была, а первых чувств нету мучительней и горчей. Сорвал один цветок, вернулся обратно. Там ее не застал, но знал куда идти.
Снова ее увидел. Она на дороге к храму сидела и горько плакала. Ноги в пыли, исцарапанные, виднелись ступни из-под грязных пол длинного кимоно. Да волосы длинные, гладкие, до земли. Прямые. Из аристократов.
— Не плачь, красавица, — сказал, протягивая ей скромный цветок.
Да замер вдруг, вспомнив, что аристократы страшно придирчивые. Никак, прогонит его?..
Она растерянно посмотрела на него. Потом вдруг осторожно сжала старый латанный рукав его кимоно.
— А вы не могли бы… подруге моей цветок отнести? Ей никто из мужчин никогда не дарил цветов. Она расстраивается. Всего лишь раз. Всего один лишь цветок… вы могли б?..
— Да отчего ж не сходить? — улыбнулся он ей. Впервые улыбнулся за несколько веков.
— Только люди боятся ее, — потупилась молодая женщина смущенно, — И нелюди. Она страшная.
Он вспомнил сестру свою Кэ У, которую тоже многие боялись и презирали из-за изуродованного лица. Да в мире не одна она была из калек. Не она одна так мучилась, покуда не разглядят сердце доброе у ней. Если разглядят. Если ценят именно сердце.
— Так и я не совсем человек, — старик погрустнел, вспомнив свою Кэ У, — Так… если то порадует ее, отчего б не сходить?
— Только… — в глаза ее то вспыхнула надежда, то погасла, — В горах она живет. Не здесь.
— Да ничего, прогуляюсь, — сказал мужчина серьезно, — Не так-то и хотел сходить я в Хэйан. Позже дойду.
Она, счастливая несказанно, руку сжала его благодарно. Да низко ему поклонилась. Нищему оборванцу. Аристократка!
— О, спасибо вам, о почтенный монах!
— Кто? — спросил он растерянно.
Она посмотрела растерянно на него. Он не сразу вспомнил, что в последние недели… или, хм, года?.. Он в общем притворяется монахом. Но ведь обещал. И она ждала с надеждой. Решил цветок отнести.
Шел, шел… пришел в горный лес. А далекова-то та подруга была. Впрочем, он уже местность островной страны знал в общем-то хорошо. Хотя особо в этом лесу не застревал.
Шел, шел…
А потом вышел на поляну. Увидел ее и застыл.
Красивейшая женщина лет тридцати танцевала в солнечных лучах. Нежных оттенков двенадцать слоев длинных кимоно. Волосы длинные черные струились по ткани шелковой нежно-голубой с желтой подкладкой аж до земли. Как здесь и любили. Руки хрупкие, тонкие взмывали из многослойных широких рукавов. В каждой руке она сжимала красивый веер с цветущей сливою красною и иероглифами. Редкими кровавыми росчерками были лепестки меж черных ветвей и иероглифов, на белой бумаге-основе. Она изящно и медленно двигалась. Да, совсем не так танцевали в Поднебесной! Или, все же, что-то и тут позаимствовали?.. Вон то движение?..
А потом он уже и вспоминать забыл. Завороженный ее изящными движениями, как плыла она по воздуху, как струился за нею аромат благоуханий из коры жженой редкого какого-то хвойного местного дерева. Как изящно струились запястья ее рук. Глаза ее грустные задумчивые. Она танцевала ни для кого. И как будто только для него, случайно увидевшего ее?..
Она повернулась еще раз. И Старый шаман вдруг заметил, как плывут за ней пять пушистых хвостов. Лисьих. Кумихо?.. А, нет, здесь их звали кицунэ. Немного другой народ. Хотя тоже красотки их немало голов задурили мужчинам из людей.
Она еще немного потанцевала, потом наконец-то спросила:
— Зачем почтенный монах пришел в мой лес?..
Значит, заметила его. Красовалась.
— Принес вам цветок, — он протянул его ей и вдруг смутился
Совсем уж скромный был цветок. Ей-то, такой красавице! Но… а почему подруга сказала, что ей цветов не несли? Разве ж это возможно?!
Повернулась к нему кицунэ, взглянула в глаза ему растерянно:
— Мне?.. Цветок?..
— А отчего женщине красивой цветок и не подарить?..
Смутился и потупился.
— Точнее, подруга ваша просила о том. Она так сказала. Я имя забыл спросить ее.
— Но, знаете… — она смущенно подошла поближе, шагах встала от него в семи, — Мне мужчины не дарят цветов. Совсем.
— Это почему? — вдруг зажглось искрою любопытство в нем.
Уж сколько он эпох ни пережил, сколько стран и народов не обошел, а везде мужчины дарили прекрасным женщинам цветы.
— Я… — она смущенно потупилась.
Но он ждал. Долго ждал ее ответа. Ему терпение проявлять было несложно: уж за столько-то лет, проведенных далеко от Желтой реки!
— Я проклята! — призналась женщина наконец.
— Я тоже проклят, — усмехнулся вдруг старик.