Моя. По закону мести

В одной руке Ирбис держал сложенные стопкой вещи. В них Дуня узнала ту самую одежду, что принесли для нее в клинику после приступа аллергии. Выходит, они все еще были в доме Георгия Матвеевича.

Мужчина надвигался на нее, а Дуня, в коем-то веке, не спасовала. Просто стояла и смотрела с настороженностью. Все равно бессмысленно убегать от этого хищника. Догонит.

Ирбис подошел вплотную к ней. Дуне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть в темные глаза. Руки она опустила, неосознанно накрыла ладонью непослушную ткань халата.

– Переоденься, – отчеканил Ирбис.

– Хорошо, – кивнула Дуня.

– Это приказ! – рыкнул Ирбис, а его ноздри раздулись, как у дикого хищника, напавшего на след раненой жертвы.

Вот только Дуня устала быть жертвой. Устала ждать и биться в агонии и жалости к самой себе.

– Хорошо! – чуть громче, чуть более настойчивее ответила девушка.

И тут же пожалела о том, что вообще открыла рот. Глаза Ирбиса окатили ее… презрением? Осуждением? Недовольством?

Дуня не понимала тех эмоций, что сквозили в яростном взоре.

И пока смотрела на мужчину, не заметила его ладони, нырнувшей в непослушный пучок на затылке.

Дуня затаила дыхание. Ждала той самой боли, что обещали ей глаза Георгия Матвеевича.

Но вместо того, чтобы дернуть ее за волосы, мужчина слегка потянул, плавно и медленно, заставляя Дуню приподниматься на цыпочки и неотвратимо приближаться к лицу. И когда до твердых и напряженных губ оставались считанные миллиметры, Георгий пробормотал:

– И волосы не вздумай собирать!

Дуня могла бы возразить. Сказать, что с распущенными локонами жутко неудобно, волнистые пряди лезут в лицо, и …

Не успела.

Этот поцелуй совсем отличался от того, первого. Был другим. Более яростным, жадным… волнующим.

Пусть теперь Ирбис и был одет, полностью, но даже через ткань рубашки и пиджака Дуня чувствовала, как полыхает смуглая кожа огнем.

Требовательный язык раздвинул ее губы, ворвался в рот. Это было… порочно. Дуня вцепилась пальцами в пиджак, чтобы удержаться. А поцелуй все не заканчивался. Да и сам Ирбис не отпускал ее, только давил все сильнее, будто стремился впечатать ее в свою каменную грудь.

Дыхания не хватало. Халат распахнулся. И теперь стройное тело Дуни терлось о грубую ткань строгого костюма.

Странные и непонятные ощущения зарождались сейчас в Дуне Коротковой.

Было жарко, и одновременно – появилась дрожь, сродни ознобу.

Хотелось спрятаться от Ирбиса, укрыться от его жадных и твердых губ, от горящих глаз, и в то же время совершенно не хотелось двигаться с места.

Противоречивые чувства. Дуня их совсем не ждала и не звала.

И будто очнулась от наваждения, попыталась напомнить себе, кто именно перед ней. Ирбис. Георгий Матвеевич. Человек, которого нужно бояться. Мужчина, который распоряжался ее судьбой по своему усмотрению.

Дуня открыла глаза, когда ее губы оказались свободны от плена рта Ирбиса.

Мужчина дышал тяжело. Ладонью все еще сжимал пряди ее волос, а сама Дуняша, прижатая к мощному телу, чувствовала каждый изгиб, рельеф тренированных мышц. Более того, прямо в ее живот упирался орган, о котором Дуня пока не могла думать, не покраснев.

– Чертов халат, – пробормотал Георгий.

Дуня смотрела вслед удаляющемуся хозяину особняка. Пальцы взметнулись к припухшим после поцелуя губам. Румянец смущения затопил щеки. Да что уж, кажется, все ее тело горело в огне.

И виной тому был Ирбис.

* * *

Дуня одевалась быстро. Старалась не думать о том, что произошло минуту назад. Старалась приучить себя к мысли, что все в пределах нормы.

Но руки слегка тряслись, а губы горели огнем. И в мыслях – полнейшая каша.

Кроме вечерних «ходуль» иной обуви у девушки не было, пришлось идти в них прямо по лестнице.

Звук ее шагов разносился эхом по холлу. А в дверях столовой, где уже завтракал Ирбис, Дуняшу встретила улыбающаяся Маргарита Павловна.

Девушка была рада встретить эту приятную женщину. Улыбнулась открыто и тепло. И такую же теплую улыбку получила в ответ.

– Очень рада вашему возвращению, Евдокия Андреевна, – негромко сообщила экономка.

Дуня хотела было напомнить, что совсем не ждет столь официального обращения к ней, ведь она по-прежнему пленница здесь, пусть и доброй воле. Однако Ирбис вновь рыкнул, требуя что-то. Дуня даже не поняла, что именно велит исполнить хозяин дома. Но решила, что нужно поторопиться, раз уж было велено завтракать.

– Он только рычит, а не кусает, – шепотом произнесла Маргарита Павловна и подмигнула Дуне.

В первую секунду девушка решила, что ослышалась. Прошла к накрытому для нее месту.

Получилось, что сесть пришлось напротив. Большой, лакированный стол разделил ее и Ирбиса. И на расстоянии, пусть и рыча в недовольстве, щурясь и хмурясь, Георгий Матвеевич выглядел не таким страшным. Еще и слова экономки крутились рефреном в мыслях.

И Дуня сравнила мужчину с тем самым хищником-тезкой. Рычит, а не кусает. Все верно.

Нет, Дуня не сомневалась, что Ирбис способен нанести непоправимый урон. Способен уничтожить любого, кто встанет на его пути. Однако за все время, что Дуняша провела в его, Георгия, доме, мужчина ни разу не навредил ей.