– Ненавижу, когда ты такой, – разобрал он негромкие слова, а кожей между лопаток чувствовал, как при каждом звуке шевелятся девичьи губы. И место, куда пришелся поцелуй, горело огнем.
Он склонил голову, так и не открыв глаз. Мышцы от напряжения дрожали. А он все еще пытался взять себя в руки. Угомонить, успокоить дикого, ревущего зверя.
А в мыслях уже видел, что именно может сделать с своей Дуняшей. Взять жестко, совсем не бережно и не нежно. Потому что сейчас иначе не сможет. А она… только усугубляет ситуацию.
– Думаешь, я ничего не понимаю, Георгий Матвеевич? – горько усмехнулась Дуня и отстранилась, отодвинулась от него на шаг, а он инстинктивно потянулся за ней. – Живо признавайся, Ирбис! Ты был с кем-то сегодня?
– Чего?! – рыкнул Гоша.
Да млять! О чем это она говорит?!
Гошу взбесило то, как легко Дуня поставила под сомнение его верность ей. Да ни хрена подобного! Чтобы он, Ирбис, и от слова своего отказался!
– Ты переспал с кем-то, Ирбис? Я тебя уже не привлекаю? – продолжала говорить Дуня, а Георгий ощутил, как его трясет от злости.
– Не перегибай, Дуняша! – рявкнул он.
– Чем докажешь, Гоша Ирбис, если не спал? – не унималась девчонка.
Ирбис повернул голову. Столкнулся с дерзким взглядом, отметил высоко вздернутый подбородок, распущенные по плечам волосы и одежду.
Осекся Ирбис. Провела его Дуня, как сопляка. Спровоцировала, не боится. Наоборот, решила подергать тигра за усы.
– Дверь закрыла, Дуняша Ирбис? – обронил мужчина, а уже прочел ответ по вспыхнувшим непослушным искрам.
На Дуне была прозрачная, абсолютно невесомая тряпочка. А под ней – острые соски и ленточки вместо чертовых трусиков.
Гоша знал, стоит ему пошевелиться, как он набросится на Дуняшу, возможно, наутро и не вспомнит ни о чем. А она…
– Я люблю тебя разного, – негромко шепнула она и поднырнула под руку, оказалась теперь лицом к лицу с ним.
– Я ж сорвусь, – сипло пробормотал Гоша, но черту в разговоре подвел звук упавшей на пол пряжки мужского ремня.
А дальше – все как в тумане. Все, что ощущал Ирбис, были протяжные вздохи, стоны, жадные касания.
Вспышка безумия стихла, очнулся Гоша в постели. Как дошел – не помнил. Дуняша спала рядом. Сопела, уткнувшись носом в его плечо.
Осторожно, чтобы не разбудить, мужчина откинул покрывало, а под ним – молочная кожа со следами от его пальцев. К утру расползутся синяки, он это знал. И сердце защемило от злости на самого себя.
Ну вот, просрал он все. Махом просрал. От гадких мыслей захотелось закурить. И выпить.
Но стоило попытаться сесть на кровати, как зашевелилась Дуняша.
– Куда? Не пущу! – сонно пробормотала девчонка.
– Дуняша, – едва ворочая языком промычал.
– М? – донеслось в ответ. – Люблю. Спи.
Гоша послушно лег обратно. А Дуня тут же подползла ближе, а потом и вовсе вскарабкалась на него. Легла удобнее, поластилась и затихла.
А он… Ему опять не спалось. Девичья острая коленка упиралась прямо в пах. Не до сна как бы.
Так и лежал Ирбис, придавленный хрупкой девчонкой, смотрел в потолок, пытался вспомнить все, что было в спортзале. А было, по ощущениям, много. Измучил он Дуняшу. И синяки по всему телу это подтверждали.
– Люблю тебя, Дуняша, – совершенно неожиданно для самого себя сказал вдруг Гоша.
Он вообще не думал, что когда-либо сможет произнести эти простые слова вслух. Считал себя слишком черствым что ли. Непригодным для такого. Неспособным на такие сложные, и одновременно простые слова. Это ведь просто слова. Другое дело – поступки. Он старался показать Дуняше, сколько она значит для него. А говорить он не мастак.
А здесь словно что-то щелкнуло в голове. Сказал.
– Я знаю, Гошенька. Спи.
Голос Дуняши звучал едва слышно, но настолько тепло и нежно, что Гоша заулыбался. Так может говорить только очень счастливая женщина. Наверное. По крайней мере, Гоша считал, что Дуня счастлива с ним.
А вот спросить, наверное, не помешало бы. Сейчас, пока девчонка витает между сном и явью. Не проснулась толком, но и не отключилась полностью.
– Дуняш, ты счастлива со мной? – Георгий спросил, не надеясь на ответ.
– На глупые вопросы я не отвечаю, Георгий Матвеевич, – пробормотала Дуня, вздохнула, подняла голову и взглянула на него.
Сонная, растрепанная, голенькая, невероятно соблазнительная. Гоша невольно улыбнулся в ответ на ее теплую улыбку, расцветавшую на нежных, припухших губах.
– Я очень счастлива с тобой, Гошенька. Очень люблю тебя. Очень. Можно, наконец, поспать? – улыбнулась Дуня.
– Можно, – кивнул Ирбис и, накрыв пятерней девичий затылок, велел: – спи.
У Гоши появилась навязчивая идея. Было странное чувство под ребрами, зудело так, что Ирбис понимал: неспроста все, необходимо действовать.
Георгий не особо верил в бога. Когда был в церкви в последний раз – не помнил. Да и был ли вообще? Не привык Гоша надеяться на высшие силы, знал, что полагаться нужно только на себя и на проверенных людей.
Но сейчас что-то пошло не так. Не по плану. Наперекосяк.