Моя подружка – Катя Кауфман

– При осмотре трупа установлено… – он замолчал, окинул взглядом и тело, и пространство вокруг. – Труп лежит на правом боку лицом к забору, ноги согнуты и подтянуты к животу. Левая рука закрывает лицо, правая рука вытянута назад и сжата в кулак с пучком вырванной травы и земли. Труп одет в серую шерстяную кофту, синее платье в белый горох, желтые носки и черные туфли. На левой ноге обувь отсутствует…

Когда примерзшее к земле тело осторожно начали отдирать, раздался треск. Перевернув тяжелое окоченевшее тело, Бельский молчал. Записывавшая под его диктовку Соловьева долго ждала, когда он начнет, наконец подняла голову. Посмотрела на изуродованный труп и отвернулась.

– Кожа на шее и лице смята и разорвана с повреждением мышц. Кожа на руках и ногах также содрана… – он внимательно посмотрел в ее лицо. – Некоторые из ран имеют круглое входное отверстие и проникают через кожу в виде короткого суживающегося канала, которые очевидно могли быть нанесены коническими клыками…

Прищурившись, Катя посмотрела в поле, видневшееся за ветхими сараями. На темневший вдали лес.

– У вас собаки бродячие есть здесь? – повернувшись к старухам, спросила она.

– Есть какие-то. Каштанка с ними все бегает.

– Что за Каштанка?

За забором лаяли собаки.

– Девчонка тут у нас. Мы ее Каштанкой прозвали. А вообще по-настоящему ее Лизкой зовут. По нашей улице крайний дом.

Клацнув во рту вставной челюстью, старуха повернулась показать и увидела идущего по улице угрюмого мужчину.

– А вот отец ее. Только проснулся, наверно. За бутылкой идет.

Сидевший в машине с раскрытой дверью сержант поставил чашку и термос. Бывший человек приближался, мрачно озираясь с похмелья. Когда он поравнялся, намереваясь незаметно пройти мимо, старухи хором ахнули:

– У него сетка ее!

Услышав это, сержант, подозрительно наблюдавший за ним, поднялся и махнул ему рукой:

– Эй, орел! Ты подожди, не спеши так.

– А что такое? – остановившись, спросил мужик с вызовом, но заранее по привычке виноватый.

– Это что у тебя?

– Сумка чья-то… – посмотрев на нее и пожав плечами, он с готовностью протянул ее.

– Где взял?

– Нашел. Возле калитки у меня валялась.

– Куда движешься сейчас? – подойдя с другой стороны, Катя взяла его за локоть и слегка потянула к себе. – Такой нарядный.

– Чего?

– Идешь куда? – вкрадчиво повторил сержант, беря его за другую руку.

– В магазин.

– В магазин это хорошо… – он стал ощупывать его. – Руки держи, чтобы я их видел.

Бросив сумку, бывший человек развел руки в стороны.

– Подними.

– Я ее нашел, командир. Вышел в магазин, она у меня прям возле калитки…

– Я тебе верю. А в магазин зачем идешь?

– За хлебом.

– Да? За хлебом это хорошо. А пойдем-ка мы к тебе, красавцу, сходим сначала в гости? Не возражаешь?

В дом к нему зайти оказалось почти испытанием. Бичарня страшная. Вонь невыносимая. Половина избы обгорело. На продавленном диване теща под кучей обоссанного рванья спит. На полу в углу, закутанная в одеяло, опухшая жена валяется. У нее слипшиеся патлы вместо волос.

Они вышли обратно на двор посоветоваться, что делать. Вдруг резко вздрогнули от раздавшегося собачьего лая за спиной. Обернувшись, увидели, как к ним на четвереньках бежит с лаем маленькая девочка. Обросшая, грязная, босая, в драных лохмотьях. Во главе своры собак. Они попятились, захлопнули за собой калитку.

На крыльце показалась ее мать, шатаясь, придерживалась за косяк двери.

– Фу!.. – замахнувшись, громко крикнула она и хлопнула себя по ляжке. – Лизка, сучка!

Стоя за забором, они с ужасом смотрели, как во дворе маленькая девочка, рыча, оскаливая зубы, бросалась на окружавших ее собак. Переворачивалась, терлась спиной о землю, мотала головой, подражая им. Черный пес вспрыгнул на нее сзади. Она сбросила его с себя и укусила за горло.

Возле конуры у железной миски валялись корки хлеба, бутылка подсолнечного масла, разорванная оболочка от колбасы. На земле была рассыпана мука и гречневая крупа.

– Вам кого? – мать Лизки пригляделась к стоящим за забором людям, икнула, и, не в силах стоять, села на ступеньках.

Потом отерла рукой губы и тихо добавила:

– У нас все дома.

* * *

Пройдя мимо железной клетки, Катя поморщилась от резкого запаха и спросила:

– У нас все дома?

– Татарин здесь. Если ты это имеешь в виду. У себя в кабинете с какими-то зверями.

В клетке дикое животное неистово бесится. Свирепо оскалившись, лохматый и грязный, рычит и плюется. Трясет прутья решетки, пытается лезть по ним наверх. Подозрительно щурит злые желтые глаза и шипит. Спрыгнув на пол, тяжело дышит и хрипит:

– Я вам это запомню… Повернись ко мне, слышь?! Ты мне в цвет скажи, за что меня закрыли? Адвоката мне приведите!

Дежурный сидит к нему спиной, пишет в журнал, отвечает на телефонные звонки. Постоянно хлопает дверь. После развода входят заступающие в наряд патрульные. Смеясь, встали возле клетки. Снимают на камеру мобильного телефона.

– Я требую адвоката! – утирая слезы, перцовый газ на него почти не действует, он кричит, вцепившись в решетку. – Барбосы!

– Что телевизор с людьми делает! – вздыхает и качает головой дежурный.