Моя политическая биография

26-го вечером, уже в Москве, позвонив Лизе, узнал что она прийти сегодня не может и когда придёт, не знает. Я понял что моя девушка — опять не моя девушка. Я пережил тяжёлую ночь и утром решил прекратить эту связь. Личное развалилось. Коллективное, увы, торопилось развалиться вслед за личным.

5 апреля мы провели самый активный День Нации: шествие и митинг, масштабнейшие за всю историю Партии. Около 1.400—1.500 человек собрались к храму Христа Спасителя.

6 апреля был понедельник. Я проводил обычное собрание, Дугин не присутствовал, однако в этом не было ничего удивительного. Он часто отсутствовал на обычных собраниях. Организация его не интересовала. Его интересовали уши нацболов. Я провёл собрание и передал слово Максиму Суркову. За три года, истекшие со времени выборов 1995 года, Макс стал авторитетным человеком в партии, «бункерфюрера» слушались и уважали. Он огласил план работы отделения партии на неделю, после чего сказал вдруг: «Ну и последнее. Хотелось бы обсудить ситуацию с просьбой Александра Гельевича Дугина к Эдуарду Вениаминовичу, с просьбой исключить из партии Охапкина, Дементьева, Локоткова и Хорса». Я не ожидал от Максима такого удара в спину. «Максим, — сказал я, — кто тебе позволил выносить этот сор из избы, пока я ещё улаживаю этот конфликт?». — «Александр Гельевич просил, — ответил Макс, — вынести на свет перед партией эту историю». — «Все и так всё знают», — заметила Таня Тарасова с места. «Ну что ж, — сказал я, — раз все всё знают, меньше будет объяснять. Как председатель партии я отказываюсь исключать из партии Охапкина, Локоткова, Дементьева и Хорса. Я не считаю, что они ангелы, но для исключения из партии должна быть веская причина: предательство партии или предательство членов партии. Упомянутые четверо такие же, как все вы, сидящие передо мной: в меру безалаберны, в меру ленивы, преданны делу партии. Есть мелкие грехи, ну у кого их нет. Так и передай, Макс, Александру Гельевичу Дугину. А если у него есть вопросы и проблемы, — мы ждём его на собрании. Пусть больше не прикрывается Максом Сурковым».

Дугин прикрылся Максом ещё раз. Через несколько дней Макс втайне от меня собрал фракционное собрание, на котором не присутствовали я и те, кого Макс посчитал моими сторонниками. Это был уже открытый раскол. Первый в истории партии. Не знаю, что они говорили на том собрании, но в следующий понедельник я изругал Макса как только мог, довёл до сведения его и всей партии, что Максим Сурков совершил тяжкое преступление, он виновен в фракционизме, собрал без разрешения председателя общее собрание на котором… и так далее. Всё это я изложил в письменном виде — приказом и велел вывесить на доске у стола дежурного. Я ещё раз позвонил Дугину. Я, как мог мягко, спокойно и деликатно, напомнил ему о том, что мы с ним отцы-основатели партии. Что, как таковые, мы не имеем права на эмоции. Что, как таковые, мы должны быть выше человеческих страстей и обид. Но он уже, по-видимому, принял окончательное решение, потому слова мои отскакивали от него. Впоследствии кто-то из моих сподвижников высказал мысль, что Дугин вначале решил уйти от нас, а уж потом подыскал предлог. Весной 1998 года дела его обстояли как никогда хорошо: вышел том «Основ геополитики» с предисловием генерала Клокотова, замначальника Генерального штаба. «Основы» продавались прекрасно, Дугин с Серёжей Мелентьевым готовили 2-е издание. В Германии приняли «Основы геополитики» за официальную доктрину Российского Генштаба на основании предисловия генерала. Некоторые немецкие журналы даже опубликовали рецензии на непереведённую на немецкий (редчайший случай!) русскую книгу. Дугин, должно быть, чувствовал себя на вершине блаженства. Вершителем судеб русского государства! НБП и его мальчики и девочки стали тесны Дугину — не знаю, собрался ли он заранее покинуть нас или решение это пришло ему внезапно. Помню, что в те тяжёлые недели и месяцы я старался минимизировать ущерб. «Лимонка» мало писала о сотрясающих отцов-основателей распрях. Дело в том, что гордиться тут было нечем, любой раскол — событие негативное. Раскол на бытовой почве — низкое явление. Меньшевики и большевики разделились на таковых по политическим причинам. Однако, поразмышляв, я пришёл к выводу, что партия в этот момент делится на тех, кто хочет до конца дней своих читать умные книги, бравировать своей революционной фразеологией в салонах, газетах и на теле, то есть на пикейных жилетов, и на тех, кто желает пройти весь путь, какой следует пройти революционной партии. То есть, в известном смысле, мы и делимся сейчас на меньшевиков-ликвидаторов (Дугин и дугинцы) и сторонников профессиональной революционной партии.