Моя последняя ложь

Я выпрямляюсь, когда на горизонте появляются пики Адирондака. Их вид заставляет мое сердце биться чуть сильнее. Я пытаюсь игнорировать этот фоновый шум. Водитель сворачивает с шоссе и объявляет:

– Мы почти на месте, мисс Дэвис.

И я сразу начинаю волноваться сильнее. Машина едет по гравию, по обеим сторонам дороги тянется лес, который с каждым метром становится все гуще и мрачнее. Вперед тянутся темные ветки, иногда они переплетаются друг с другом. Огромные сосны заслоняют солнце. На земле растут побеги, колючки, валяется листва. Я понимаю, что пейзаж похож на одну из моих картин.

Вскоре мы добираемся до кованых ворот. Это единственный путь в лагерь «Соловей». Они распахнуты настежь, словно приглашают внутрь. Однако сама обстановка, скорее, выглядит угрожающе. Дорогу обрамляют метровые каменные стены, углубляющиеся в лес. Кованая арка над дорогой создает ощущение, будто ты въезжаешь на кладбище.

Лагерь показывает себя не сразу. Я вижу разные детали, словно поставленные на место сценографом. Все они – наследство той эпохи, когда территория принадлежала только Харрисам. Здание ремесел и искусств раньше было конюшней. Оно выкрашено в белый цвет и напоминает пряничный домик. Прямо перед ним расположена клумба с крокусами и тигровыми лилиями. Дальше я вижу столовую, бывший сарай для сена. Она не такая красивая, но отлично служит своей цели. Боковая дверь отъезжает, и рабочие заносят ящики с едой, приехавшей на грузовике.

Справа от меня за деревьями спрятались коттеджи. Я вижу кусочки крыш, покрытые мхом, и фрагменты сосновой обшивки. Внутрь заселяются девочки. Голые ноги, стройные руки, блестящие волосы.

На первый взгляд лагерь совсем не изменился, и это очень странное чувство. Мне кажется, что я отправилась в прошлое и одной ногой нахожусь там. Однако что-то не так. Во всем чувствуется запущенность, паутиной пробравшаяся в каждый уголок. Я замечаю все новые отличия. Теннисный корт и стрельбище совсем запустели. Корт пробит колючками. Трава на стрельбище выросла по колено. Вдали гниют вязанки сена, на которых раньше стояли мишени.

На крыше почти безупречного здания ремесел и искусств сидит мужчина и приколачивает черепицу. Мы проезжаем мимо. Он опускает молоток и смотрит на меня. Я пялюсь в ответ и вдруг узнаю его. Помню, что он шатался по лагерю и все чинил. Тогда он был моложе и красивее. Вечно ходил напряженный, мрачный и загадочный. Кого-то это пугало, кому-то – нравилось.

– А я бы подержалась за его инструмент, – сказала за обедом Вивиан, и мы все закатили глаза.

Я машу ему рукой. Узнает ли он меня? Мужчина снова смотрит на черепицу и колотит дальше.

К тому времени машина добирается до круга перед Особняком, вторым домом Френни. Ей, конечно, повезло, у большинства людей такого количества домов просто нет. Особняк служит своей цели с тех самых пор, как был построен ее дедушкой на берегу рукотворного озера. Летний дом для семьи, выбравшей природу, а не Ньюпорт. Особняк выглядит, как и все старые постройки, – мрачно и величественно. Я думаю о том, сколько всего ему довелось пережить: его не пощадили годы, бури и секреты.

– Мы приехали, – говорит водитель, останавливая машину у красной двери. – Я достану вещи из багажника.

Я выхожу из машины. У меня затекли ноги и болит спина. Делаю вдох и понимаю, что забыла, как пахнет свежий воздух – чистотой и соснами. Ароматы города совсем другие. Я немедленно вспоминаю забытые моменты. Мы гуляли по лесу с Вивиан, я сидела в одиночестве на берегу озера, опустив ноги в воду, не наблюдая ни за чем в особенности и созерцая все сразу. Аромат манит меня, зовет вперед. И я начинаю шагать – сама не знаю куда.

– Сейчас вернусь, мне надо размяться, – говорю я водителю.

Тот достает мой чемодан и ящик принадлежностей для рисования.

Я иду вокруг Особняка на травянистый склон. И вижу, что свежий воздух привел меня к Полуночному озеру.

Оно больше, чем мне помнилось. В моей памяти оно стало подобно пруду в Центральном парке – нечто заключенное в границы, подвластное человеку. На самом деле оно просто громадное. Оно блестит, притягивает к себе внимание и главенствует в этом пейзаже. Деревья на берегу клонятся к нему, опуская ветви над водой.

Я иду по лужайке и добираюсь до пристани. На ней закреплены две моторки. Рядом стоят рейки, на которых вверх дном сложены каноэ.

Я иду по пристани. Ноги соскальзывают в щели между досок, звук шагов эхом отражается от воды. На самом краю я останавливаюсь и смотрю на другой берег – в километре отсюда. На той стороне лес гуще. Стена листвы поблескивает на солнце, выглядит маняще и в то же время грозно.

Я все еще смотрю туда, когда слышу шорох кроссовок в траве. Он сменяется гулкими шагами по пристани. Я не успеваю обернуться, как высокий мелодичный голос уже разносится по ветру:

– Вот ты где!

По пристани спешит женщина двадцати с небольшим лет. На земле стоит мужчина того же возраста. Они молоды, загорелы и подтянуты. Если бы не официальная экипировка лагеря, я бы решила, что они модели «Джей Крю». Оба светятся, словно кучу времени проводят на открытом воздухе.