Моя последняя война (Афганистан без советских войск)

Пока была в Кабуле московская группа, я принципиально не подходил к телефону, даже, когда вызывали, предоставляя докладывать обстановку приехавшей комиссии. После отъезда генерала Денисова позвонил генералу Д. Т. Язову и сказал ему: «Если нет ко мне доверия, прошу отозвать меня из Афганистана. Но если будут наезжать такие комиссии, то дела будут обстоять еще хуже». Д. Т. Язов ответил: «Что я могу сделать, если мне высшее руководство приказывает направить комиссию в Кабул?» И посоветовал продолжать спокойно работать.

Нежелание перечить политическому руководству, постоять за свои дела и в последующем не раз подводило наше родное военное руководство. Пользуясь этим, определяющее влияние на решения по Афганистану оказывали совсем другие ведомства.

После этого очень неприятного для меня случая я стал сознательно показывать посылаемые мной донесения представителям КГБ. Поскольку это ведомство формировало основное мнение в Москве, для меня было важно, чтобы мои доклады доходили туда в подлинном, а не в искаженном и препарированном виде. К тому же через шифровальщиков представители КГБ обо всех наших донесениях все равно узнавали. Из сказанного выше может сложиться впечатление, что может быть лично мне не удалось установить доверительные отношения с представителями КГБ. Но, к сожалению, излишняя не всегда оправданная изолированность в работе представителей КГБ давала о себе знать и в прежние годы.

Например, как мне рассказывал бывший главный военный советник в Афганистане генерал-полковник С. К. Магометов, в декабре 1979 г. накануне штурма Дворца X. Амина Даруль-Аман ему позвонил Министр обороны Д. Ф. Устинов и спросил о готовности к операции «Шторм-333». Салтан Кизекивич с удивлением ответил Министру, что он ничего об этом не знает. Д. Ф. Устинов порекомендовал ему получить информацию от представителя КГБ в Кабуле Б. С. Иванова. Последний и после этого ограничился лишь намеками и не дал нужную информацию. При этом не учитывалось, что главный военный советник, будучи не посвященным в предстоящие военные акции, не только не может чем-то помочь в ее осуществлении, но может предпринять и действия, не способствующие этому.

И во время уже описанного мартовского мятежа 1990 г., как я потом понял, представитель нашего КГБ знал о многих приготовлениях президентской стороны, но, видимо, его московские начальники не разрешили посвящать нас в эти дела. Не были поставлены в известность об этом наши Министр обороны и Генштаб в Москве.

Если бы накануне были согласованы с нами (хотя бы в минимально необходимом объеме) военные аспекты действий президентской стороны, то во всяком случае разрушения Баграмского аэродрома и уничтожения своей авиации можно было бы наверняка избежать. А восстанавливать боеспособность афганской авиации все равно пришлось Советскому Союзу.

Вот какими издержками для государства оборачивалось иногда стремление некоторых ведомств к самоизоляции. Тем более, что в ходе подавления мятежа нам все равно пришлось работать вместе с представителями КГБ, МВД и действовать в целом согласованно, но было бы меньше издержек, а результаты были бы еще более оптимальны, если бы определенная скоординированность действий была и накануне этих драматических событий.

Конечно, сложившаяся система в том или ином ведомстве во многом диктует свои правила и через них нелегко переступить. Но многое зависит и от конкретных людей. Замечательный пример в этом отношении являл генерал армии В. А. Матросов, около 20 лет командовавший пограничными войсками. Он живо откликался на все предложения Генштаба, военных округов, флотов по совместному проведению учений и сам в них активно участвовал. Большую работу провел в Афганистане, где пограничники показали себя с хорошей стороны. Особенно активно и самоотверженно действовал в Афганистане его заместитель генерал И. П. Вертелко. И после вывода советских войск из Афганистана В. А. Матросов очень многое делал для того, чтобы афгано-советская граница не только разделяла наши страны, но и всячески помогала сотрудничеству.

Работа пашей оперативной группы в Афганистане проходила под непосредственным руководством Министра обороны генерала армии (в последующем Маршала Советского Союза) Д. Т. Язова и начальника Генерального штаба генерала армии М. А. Моисеева.