Моя повесть-1. Хлыновск

    - Ну как, Иван Пантелеич, взаправду, что ль, разговаривать будут?

    Дядя Ваня и сам взволнован предстоящим событием. Улыбаясь, он отвечает спросившему:

    - Установляем. Ремонтщик говорит - все ладно идет. Колокольчик уже пробовали, - звонит.

    - Колокольчику что не звонить, - говорит Стифей, - натяни веревку хоть через весь город…

    - А голосом еще не пробовали? - спрашивает Иван-конюх.

    - На будущей неделе установка трубок, - отвечает дядя.

    - А кто по нему говорить-то будет? - спрашивает Васена.

    - Кому же, как не бесу, - отвечает как бы себе Никифорыч.

    - Кто про што, а шелудивый про баню, - на высокой ноте бросает Васена.

    - Не брыкайся. Бесы-то с твоей кровати шмыгают по запечке, - рассердился Никифорыч и ощупью выходит из-за стола.

    Эти перебросы как бы в сердцах не мешали Васене ухаживать за слепым: выпаривать вшей, менять и стирать белье старика и печалиться над ним о "слепом горе", о "темной долюшке" Никифорыча.

    Свернутый в сторону разговор выправляется младшим приказчиком:

    - Особенного, удивительного в этом не встречается. Вот, например, взять, есть стекло такое - зажигательным называется… Его наставить на солнце - оно и зажигает… А ведь солнце рукой не достанешь.

    - Ну? - вскидывая скобкой волос, удивляется Иван.

    - А оно, может, и спичку подставляют? - вступает в разговор Брошка. - Я, лопни глаза, на ярмонке сам видел, как один у мужика семишник из носа вытащил.

    Приказчик обещал выпросить у земского писаря такое стекло и показать его действие присутствующим. Разговор, перебросившийся к зажигательному стеклу, происходил по поводу устанавливаемого Махаловыми примитивного по тем временам телефона для переговоров с Узминым, доверенным Махалова по хлебным операциям и жившим улицы через три от нас. Интерес к телефону заключался главным образом в том, что никто из дворни не верил в возможность переговоров, хотя бы и "через проволоку", на такое большое расстояние, а во-вторых, к этому примешивалось желание провала этой затее, как выдумке грамотеев. На случай же, если "разговорная проволока" осуществится, то, чтобы не быть одураченными, у некоторых из мужиков возникли упрощающие это дело мысли.

    Иван-конюх, здоровеннейший мужик, о котором говорили, что от силы и здоровья у него все мясо хрящом проросло, так Ивана осенила такая мысль:

    - Знаете, мужики, я так думаю, что это самое говоренье и очень даже возможно… К примеру сказать - ежели мне да рупор, которым с парохода разговаривают, да ежели я в него голос подам, так, чать, у амбаров будет слышно. Да что - амбары - с Малафеевки народ сбежится, ежели я удобно голос подам…

    - Беспременно сбежится, - чтоб не обидеть Ивана, утешительно сказал Михалыч.

    Интерес к телефону перерос нашу кухню - в городе об этом тоже немало было толков.

    Замелькала в головах тень старика Махалова. Говорили:

    - Ну, оперился Махаловский сынок… Он себя покажет… Он-те по воздуху линию вытянет, Митрий-то Семеныч.

    На следующий же день после изложенных разговоров и после обещания, данного дворне, приказчик принес завернутую в бумагу в несколько слоев, а сверху в тряпку лупу. Завернул он ее так из предосторожности: потому - по солнцу шел, так чтоб карман не прожгло с ногой вместе…

    После обеда собрались у каретника на самом припеке. Приказчик стал медленно развертывать магическое стекло. Мужики, а особенно бабы, отошли от греха подальше, образуя круг.

    Стифей дальше наслета каретника не двинулся, но зато здесь в полном бесстрашии, уперев руки в бока, рассчитывая, что его видит Васена он хозяйственно заметил приказчику:

    - Панкратыч, может быть, воды заготовить? Не спалить бы каретник…

    После стольких приготовлений и ожиданий результат оказался самым плачевным: закоптилась дощечка, потом пошел от нее легкий дымок. Стали подкладывать руки - горячо.

    - Не иначе, как в нем огонь залит, - заключил Иван. Смельчаки стали трогать стекло руками, - оно оказалось холодным. После этого у дворни пропал весь исследовательский пыл.

    - Херовина какая-то, только не настоящая, - добродушно резюмировал Васильич, - пойти соснуть после обеда,

    - Кабы без солнца ожог делался, ну тогда еще… - громко зевая, сказал Иван, следуя за Васильичем в конюшни.

    Приказчик, недовольный малым эффектом зажигательного стекла, завернул его уже в одну только тряпку и, кладя в карман, укоризненно сказал оставшимся возле него мне да Ерошке:

    - Темнота это только ваша мужицкая, а вещь эта очень стоящая…

    - Дак ведь стекольная она, Василий Панкратыч, ударь, к примеру, ее об стену, она тебе и вдребезги, - с гордостью, потому что его назвали мужиком, сказал Ерошка.

    Наконец телефон был установлен. Дядя Ваня, принимавший непосредственное участие в оборудовании, был радостно удовлетворен победой над пространством.

    Он объяснял, как умел, за обедом принципы передачи голоса, употребляя непонятные технические слова, которые и сам с большим трудом усвоил и которые мало что-либо разъяснили дворне. На одном только слове зацепилось внимание - это на "магните".

    - А-а, - раздалось среди присутствующих за столом. - Если магнит, тогда пожалуй… Он железо притягивает. Ему что человеческий голос.