Моя прелестная роза

Мэри Джо Патни Моя прелестная роза

Я верю, как верил и в детстве, что жизнь имеет свое предназначение и ценность, путь ее предопределен; и еще я верю, что никакое страдание не проходит бесплодно, что каждая пролитая капля крови, каждая слеза имеют свое значение и что самая заветная тайна этого мира содержится в словах святого Иоанна.

«Deus Caritas est» — «Бог есть любовь»

Франсуа Мориак

Пролог

Лондон, 1794 год

Затаившись, словно мышь в своей норке, маленькая, совсем еще крохотная девчушка пристально следила из бокового переулка, как по замусоренной набережной прогуливается молодая пара. В отличие от жителей этого трущобного района оба они были чисто и опрятно одеты, оба часто и звонко смеялись. Молодой джентльмен и леди, прохаживаясь, ели пирожки с мясом, и кроха жадно принюхивалась к их аппетитному запаху.

Размашисто жестикулировавший джентльмен незаметно для самого себя уронил довольно большой кусок пирожка. Бродячая жизнь с ее многочисленными опасностями приучила девчушку к терпению, и она стала дожидаться, пока пара отойдет подальше, опасаясь, однако, как бы ее не опередил какой-нибудь голодный пес или даже крыса. Обождав минуту-другую, она выскочила из своего укрытия, подобрала кусок пирожка и тут же сунула его в рот. Пирожок был все еще теплый и очень вкусный: такой вкуснятины она давно уже не пробовала.

И тут вдруг молодая леди оглянулась через плечо. Девчушка сжалась в комок, надеясь, что та ее не заметит. За время своего бродяжничества она хорошо усвоила, что ей надо держаться подальше от всех. Озорные мальчишки закидывали ее камнями, а один скверный человек приманил к себе колбасой, а затем поднял и стал ощупывать своими липкими ручищами. Бедняжка подумала, что он хочет ее съесть, и яростно впилась острыми зубками в его высунутый язык Скверный человек тут же ее выпустил.

Кроха пустилась наутек, а человек, ругаясь нехорошими словами, бросился за ней в погоню. Она ловко протиснулась через покосившуюся изгородь и притаилась за кучкой мусора, только так и спаслась Не покидая своего убежища, она съела колбасу и с того дня обходила стороной всех скверных людей со странно поблескивающими глазами.

Хорошенькая темноволосая леди, подняв брови, с улыбкой сказала.

— Томас, позади нас маленькая бродяжка. Она подбирает объедки.

Улыбка была добрая, но девчушка на всякий случай все же попятилась к переулку.

Леди и ее спутник быстро ее догнали; пригнувшись так, чтобы ее глаза оказались вровень с глазами беглянки, леди сказала:

— Зачем ты убегаешь, малышка? Мы можем поделиться с тобой.

Увидев, что ей протягивают кусок пирожка, малютка заколебалась — все никак не могла забыть, как прикармливали ее колбасой, но ведь это была настоящая леди, а пирожок казался таким вкусным.

Кинувшись к леди, она вырвала пирожок из ее руки, отбежала на несколько шагов и принялась есть, с опаской поглядывая на своих благодетелей.

— Бедная крошка! — сказал молодой человек, которого звали Томасом. Его низкий голос раскатился по всей улице. — Как можно позволять ей бродить здесь одной? Ее родственники заслуживают порки.

Из тени донесся чей-то скрипучий голос:

— Нет у нее никаких родственников. Эта бродяжка шлындает здесь вот уже два месяца.

Голос был знаком девочке. Он принадлежал седой женщине, которая, зажав в беззубых деснах глиняную трубку, целыми днями просиживала на пороге у своей двери. Однажды эта женщина накормила ее, и уж камнями она, во всяком случае, не швырялась. Ее можно было не бояться.

Хорошенькая леди нахмурилась:

— Родители ее бросили?

— Нет, сирота она. Я слышала, девочка сошла с корабля с какой-то женщиной, которая, как только высадилась, сразу же и померла. Сторож пробовал ее поймать, чтобы отправить в сиротский приют, но она от него спряталась С тех пор, словно чайка какая, все кружит и кружит в здешних местах.

— О Томас! — с нескрываемым ужасом воскликнула молодая леди — Мы не можем оставить ее здесь. Она ведь такая маленькая. Ей, должно быть, годика три или чуть больше.

— Но мы же не можем забрать ее, как брошенного котенка, — возразил джентльмен, в то же время изучая ребенка внимательным взглядом.

— Почему нет? Сдается мне, она никому тут не нужна. Я думаю, сюда нас привел сам Господь. Мы так хотим иметь ребенка, а его все нет и нет. — Глаза леди затуманились печалью Она повернулась к девчушке и осторожно протянула ей руку.

— Иди ко мне, милая. Не бойся, мы тебя не обидим.

Бедняжка стояла в замешательстве. Трудная жизнь беспризорницы научила ее осторожности. Но Мария напомнила ей другую леди, из не такого уж и далекого прошлого, когда она не знала голода, не ходила в отрепьях и не рыскала по грязным улицам. Тогда… тогда все было иначе.