Моя преступная связь с искусством

Пока Нази рассказывала, я вспоминала: Лексингтон и мой перевод. Лексингтон — «Луг». Лексингтон — Давенпорт!

Только я собралась произнести это вслух, как услышала:

— Один мой знакомый был любовником Давенпорта. Ты знаешь такого писателя? Он малоизвестен, ценим лишь в кабинетной, с засохшими бабочками, научной среде. Преподавал в Лексингтоне. Каким он был в постели, я, конечно, не в курсе, но преподаватель — говорили — плохой.

Только я собралась заикнуться о собственном подпольном писательстве и переводах давенпортовской прозы, как Нази опять переключилась на мужа:

— Дэн недавно закончил роман о выдающемся голливудском актере, которого шантажирует — чтобы залучить в собственный фильм — посредственный режиссер.

Если бы Дэн не был братом популярного киноактера Джонни Деппа, он вряд ли бы продал роман «Саймону с Шустером». Если тебе интересно, я попрошу его прислать тебе какой-нибудь текст.

* * *

to <dpdepp@aol.com>, 7 мая 2008

— Дэниель, я прочла присланный текст. Если бы в английском были гендерные окончания, его бы стоило назвать «Перформансистка», ибо в качестве главной героини выступает астеничная, артистичная румынская девушка с серебряным скарабеем, продетым в язык. Этот пикантный пирсинг так распаляет философствующего и филандерствующего героя рассказа, молодого, как месяц, фотографа из Америки, проводящего творческий отпуск в Париже, что он готовно принимает неожиданное предложение придти к ней домой и заснять ее перформанс на пленку (в голове, разумеется, не «заснять», а «засадить»). Флиртуя, фотограф надеется, что как только они окажутся наедине, она сразу забудет про свой пока неизвестный ему арт-проект, и ему подфартит.

Она молода и, со своей поглощенностью не контрацептивами, но концептуальным искусством, кажется ему экзотичной (про себя он называет ее «белесая румынская сука»), но его страсть сменяется страхом, когда он осознает, что перформанс, который он, за небольшое вознаграждение в сто «зеленых», пообещал ей заснять, заключается в распятии на кресте!

«Белесая румынская сука» съедает полбанки таблеток, исступленно читает молитву, берет молоток, вбивает гвозди в ладони и, истекая кровью, в религиозно-артистичном ударе, кричит: «Снимай, снимай, щелкай, жми на курок!» Таким образом сверх-растерянный, только минуту назад сексуально распаленный, фотограф становится не только единственным свидетелем акции, но и, вдобавок, возможным спасителем «суки». Позвонит ли он в полицию или скорую помощь? Как себя поведет?

Только перформанс закончен и ее руки намертво прибиты к кресту (фотограф уже отснял целую пленку), как он предлагает ей вызвать врача, но она кричит на него и, теряя сознанье и силы, предпочитает кровопотерю этой здоровой затее, — и тогда он, с рюкзаком на спине, в котором болтается старая «Лейка» (катушку с пленкой она приказала вынуть и оставить рядом с ней на столе), задыхаясь, позорно бежит и зажимает на улице уши, предчувствуя животные крики после того, как действие болеутоляющего отойдет и с нервов спадет защитная пелена.

Мне близко то, что ты исследуешь, Дэниель — невзирая на твой достаточно бледный, стертый, как подошва — никаких серебряных скарабеев — язык. Является ли перформанс с одним-единственным зрителем произведеньем искусства? Должен ли зритель попытаться предотвратить опасную, далеко зашедшую акцию? А что, если ты — единственный лицезреющий эту акцию человек?

* * *

to <Ulay@xs4all.nl>: E-mail в Амстердам, 19 мая 2008

— Дорогой Улай, сообщи, пожалуйста, кто кроме тебя (а теперь иносказательно и меня) являлся свидетелем твоей акции «Долгоиграющая Пластинка — Бездомный Проект». Бахман умер в 2003 году. Байарса не стало в 1997-м. Что осталось и где?

* * *

from <Ulay@xs4all.nl>: E-mails из Амстердама, 20 мая и 2 июня 2008

На открытие выставки пришло по меньшей мере три сотни людей. Галерея была заполнена под завязку, и по залам сплошным потоком курсировали культовые клабберы и трендсеттеры в тренчах, «шанельные» леди, чьи чувства были оскорблены присутствием афро-американских бездомных и запахом немытых тел и мочи.

Несмотря на толпу, собравшуюся в галерее (ах, какие Бахман умел устраивать парти!), в газеты и журналы не просочилось ни строчки, а в карман Бахмана — ни одного цента, так как с выставки «Долгоиграющая Пластинка — Бездомный Проект» никто ничего не купил.

У Байарса, которому Бахман отвел место под одной крышей со мной, тоже нечего было купить. Изначально он хотел выставить автопортреты в золотых увесистых рамах — те, на которых он предстает в темноте, как бы здесь и не здесь. Но другой спонсировавший Джеймса Ли галерист[27] запретил Байарсу их выставлять.