Читаем Моя преступная связь с искусством полностью

Выпущенный к открытию выставки каталог рассказывает нам о традиции изображения пыток и истязаний: вот уорхоловский «Расовый бунт» («Race Riot, 1964»), а вот репродукции Кадмуса «Расправа в Херрине» («The Herrin Massacre»), посвященная убийству иллинойских штрейкбрехеров в 1922 году и «Допрос» Леона Голуба («Interrogation»), где заключенного допрашивают энкэвэдэшники. Особое внимание уделяется в каталоге Франциско Гойе и его серии гравюр «Ужасы войны».

Очутившись в таком внушительном ряду предшественников, Ботеро старается, тщательно вырисовывая фигуры иракцев: обнаженные ноги с толстыми икрами, твердые, мощные бороды, борцовые шеи. Истязания происходят за решеткой, при нарочито плохом освещении — и поэтому Ботеро выбирает ядовитые оттенки для изображения тел. На одной и той же работе мы видим заключенного нездорово-желтого цвета, перед которым на коленях, в принудительной позе, как бы собираясь делать минет, стоит заключенный, чьему телу Ботеро придает ядовитый зеленый оттенок. Такого цвета бывают испорченная пища в тюрьме, трупы, рвота, отбитые почки. Эти неестественно-желтые, немыслимо-отталкивающие зеленоватые краски и тесное, заполненное до краев пространство холста как бы символизируют отталкивающий, неприглядный человеческий мир, где, оставшись без одежды, любви и тонких разговоров о литературе, человек превращается в раздутую до непомерных размеров мясную тушу.

Рисуя иракских заключенных, Ботеро использует нехитрые, однако, эффектные приемы. Двумя-тремя красками «раскрашены» мешки на головах: на голову одного иракца натянут красный колпак, а у другого на глаз сползает зеленый. Как на детской раскраске, примитивно и просто обозначены моча и кровь: так ребенок рисует траекторию пули, пунктиром, не задумываясь о том, что стоит «за войнушкой». Ботеро же как бы отстраняется от происходящего, производя на свет экзерсизы, напоминающие условные изображения в учебниках по биологии: да, один из американцев пускает струю на иракца, а у другого иракца обильно течет изо рта кровь, но от этих схематичных изображений, от этих нереалистично выглядящих человеческих флюидов, сердце зрителя остается спокойным.

Ботеро изображает человека через деталь: если многие иракцы нарисованы «в полный рост» и подробно, американцы символизируются двумя или тремя предметами туалета. Это голубая резиновая перчатка хирурга, надетая на мощный кулак и грубый сапог. Черный грубый сапог, метящий в чье-то лицо. Сапог, упирающийся в могучую спину с бретельками лифчика. Прикрепленная ремнем к перчатке тухло-зеленая, как динозавр, собака с раскрытой пастью, готовящаяся растерзать на куски. Неодушевленная перчатка, держащая палку и замахивающаяся на стоящего спиной к зрителю человека, белая повязка которого с брызгами крови напоминает терновый венец.

Фокусируясь на униженных живых тушах иракцев и почти не показывая зрителю третирующих иракцев американских солдат, Ботеро как бы подсказывает нам, кому сострадать. Ведь известно, что люди более отзывчивы к несчастью знакомого человека или к несчастью, случающемуся прямо перед глазами, чем к абстрактному знанию о том, что кто-то где-то голодает или подвергается пыткам. Подсовывая нам прямо под нос мужские тела в розовых лифчиках, в запачканных кровью трусах или с обнаженными торчащими пенисами, Ботеро выявляет весь экзистенциальный ужас человеческой жизни.

Тем не менее, как метко заметил небезызвестный американский арт-критик Дональд Каспит, у иракских заключенных на картинах «острые зубы» и, если бы роли заключенных и тюремщиков неожиданно поменялись, американским солдатам-резервистам пришлось бы ох как несладко! Абсолютно верное замечание, ибо с выставки уходишь именно с этим чувством: изображенные похожими средствами истязаемые и их истязатели одинаково мерзки и отвратны.

Прав профессор Зимбардо, выступивший в роли эксперта на суде над одним из организаторов истязательств: виноват в происходящем не самый низкий и презираемый слой в армии США, резервисты, но и все общество, способствующее созданию условий, в которых прорастают насилие и садизм. Кошмарна и ужасна жизнь, в которой существуют такие мясные туши, неважно, иракские или американские, приходящие в жизнь для того, чтобы воевать и сражаться за какую-то известную только им «истину», чтобы нести разрушения, страдания, смерть.

Организаторы выставки ожидали волнений и воплей протеста в связи с политической направленностью работ прославленного колумбийца, однако, посетители выставки тихо-мирно рассмотрели картины, оставили в журнале для посетителей записи типа «Вы мне наконец раскрыли глаза на войну и на страну, в которой живу» и ушли. А американская пресса просто-напросто воздержалась от дифирамбов. Например, известная арт-критикесса Роберта Смит написала в «Нью-Йорк Таймс», что, несмотря на удачный баланс политики и искусства, серия «Абу Грейб» Ботеро не может считаться великим шедевром.

Перейти на страницу:

Все книги серии Академический проект «Русского Гулливера»

Моя преступная связь с искусством
Моя преступная связь с искусством

Маргарита Меклина — прозаик и эссеист. Выросла в Ленинграде, с 1994 года живет в США. Дебютировала в литературе в 1996-м году публикациями рассказов в альманахах «Вавилон» и «Митин журнал». Лауреат премии Андрея Белого в номинации «Проза» (2003) «за героическое неразличение реального и возможного миров, за книгу "Сражение при Петербурге" — побочный трофей этого неразличения». Лауреат «Русской Премии» за 2008 год в номинации «Малая проза» за рукопись «Моя преступная связь с искусством». Лауреат премии «Вольный Стрелок» (2009) за эпистолярный роман «Год на право переписки» (совместно с А. Драгомощенко). Считает, что существование в двух культурах дает ей больше возможностей в противостоянии языковой и социальной среде, в какой бы стране она не жила, а также, что к «писателям-билингвам можно относиться только как к бисексуалам — с завистью».В своих коротких текстах балансирует на грани фикшн и нон-фикшн, жизни и творчества, России и США. Ее сюжеты по замысловатости могут сравниться лишь с Борхесом, стиль — с Набоковым, а послужной список стран, в которых она побывала и откуда заняла своих литературных героев, составит честь любому шпиону. Эта книга познакомит вас с художником, крадущим картину из музея в Берлине; с проживавшими в Аргентине еврейскими гаучо; с девушкой, беседующей на линии экватора в Эквадоре со своим мертвым любовником; с дальневосточным ученым, размышляющим о сталинских временах, и другими яркими персонажами.Книга — лауреат «Русской премии» 2008.

Маргарита Маратовна Меклина

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза