Моя преступная связь с искусством

Алессандро Барикко: В молодости я просто обожал Бергмана. Но наш мозг — это губка, и все, что окружает нас, проникает туда и клокочет где-то там, в недрах нервных клеток, как в кипящем котле, и потом, в самый маловероятный момент, вдруг выплывает… Поэтому когда меня спрашивают по поводу какого-то образа, я всегда отвечаю, что никогда ничего не заимствую непосредственно. Единственное исключение — это «Море-океан», где центральная часть выстроена вокруг полотна Жерико, но это так там и заявлено, ведь я даже не изменил имена главных героев! А все остальное не нарочно, конечно. Вы мне скажете, например: «о, я заметил в твоем тексте то-то и то-то» и тогда я отвечу: «да неужели?!»

Вопрос: Значит, Бергман Вам больше не нравится?

Алессандро Барикко: Есть авторы, которые сильно устаревают. Я не уверен в том, что Бергман действительно устарел, ибо не смотрел его фильмы уже лет десять, наверно. Но, например, фильмы Висконти, которые доставляли мне огромное наслаждение, когда мне было около двадцати, сейчас кажутся мне «сдавшими» по старости лет. Хотя я не уверен в том, что это минус. Ведь это устаревание, возможно, вовсе и не сказывается на их артистической ценности.

Вопрос: В продаже появился Ваш широко разрекламированный компакт-диск Air Baricco…

Алессандро Барикко: Идея этого диска родилась примерно в ноябре 2002 года. Мы тогда выступали в Риме в театре, полном народу, и я читал текст «Города» под музыкальный аккомпанемент. Затем мы записали его в Париже вместе с французским дуэтом Air. Я считаю, что если наш компакт-диск удостоился серьезного промоушна, то это не из-за меня, а из-за Air. Поскольку Air прославились и в США, и вообще в мире своим саундтреком к фильму, снятому дочью Фрэнсиса Форда Копполы Софией Копполой, у них есть своя аудитория в США. Фильм назывался «Девственницы-самоубийцы» и был снят по роману Джеффри Юджинидеса. Так что у Air есть аудитория, а у меня, несмотря на наличествующие публикации, ее в США нет, и я благодарен им за эту рекламу.

Вопрос: Один из наших туринских друзей, Витторио, школьный учитель, предложил нам очень интересную концепцию Вашего романа «Море-океан». Он сказал, что в этом романе Вы каким-то образом отражаете всю историю искусств, от Тернера к Жерико и т. д., и затем движетесь к современному искусству, к авангарду, то есть к белым полотнам Раушенберга или Малевича. Так ли это? Кроме картины «Гибель медузы» французского живописца Теодора Жерико, ссылаетесь ли Вы в «Море-океане» на какие-то другие произведенья искусства?

Алессандро Барикко: В «Море-океане» рассказана история художника Плассона, который рисует портреты моря, и тут нет отсылки ни к какому другому художнику. Я вовсе не пытался сделать роман отражением каких-то течений в искусстве. Жерико, конечно, является самым главным силовым центром книги. Он, кстати, получал за рисованье портретов огромные деньги. На самом деле, кораблекрушение, гибель плота — это и есть самая сердцевина книги и в то же самое время история, которая произошла на самом деле. Что касается белых полотен в самом конце, полотен, которые рисует Плассон, то они вовсе не указывает ни на Раушенберга, ни на Малевича, или кого-то еще, как Вам показалось, это просто естественное, по моему мнению, завершение книги.

Вопрос: В случае кораблекрушения, на каком острове Вы хотели бы оказаться?

Алессандро Барикко: Я хотел бы оказаться на острове, который хорошо мне знаком. Это остров Понза, что рядом с Наполи. Ну еще, возможно, остров Просида. Мы, северные итальянцы, всегда хотим обладать тем, чего у нас нет. Так что моя мечта — это не острова в Тихом океане, а Юг Италии. Мы, северные итальянцы, просто обожаем южные острова.

Вопрос: Вода и море — достаточно древние символы. Их использовали Хемингуэй, Дебюсси, Фолкнер… Море имеет для Вас какое-то особое значение? Вкладываете ли Вы в этот символ какой-то особенный смысл?

Алессандро Барикко: Нет, не имеет. Как и писатели, писавшие до меня, я использую элементы природы в качестве декораций, в качестве дополнения. Конечно, зачастую эти элементы становятся символом. Но я всего лишь рассказываю истории, не пытаясь вкладывать в них какой-то дополнительный смысл. Когда я думаю о человеке, пересекающем море, я думаю просто о человеке, пересекающем море, и не намереваюсь видеть за этим что-то другое. Мой мозг — это хранилище образов, которые и дают толчок к написанию какой-то истории.

Вопрос: Почему, когда Вы говорите о своем собственном творчестве, Вы так часто используете выражение «выполнить работу», а не, к примеру, «творить»?