Его невеста была так опечалена его смертью, что исполнила ритуал самосожжения
Автор поэмы писал, что ее душа жаждала воссоединиться с возлюбленным и без него не могла найти себе места, подобно тому, как душа верующего жаждает соединиться с Творцом.
(Увы, воспоминание этого эпизода совершенно не прояснило смысла моего сна.)
……………………………………………………………………………………
Как будто дождавшись мгновения, когда я узнаю, откуда в мои сны приходили Возница, Безумец и чемоданный Мертвец, а также освежу сведения о любимой поэме персидского литератора Х., пришла запрошенная мною депеша.
Я вскрыла конверт и вытянула сложенную втрое бумагу. Это был официальный государственный бланк; гранитно-розовый цвет и тисненая, как бородавка, печать, заверяющая справку о смерти.
В графе «родители» — нечитабельные, длинные, витиеватые персидские имена.
В другой графе — время смерти. Место, где умер. Профессия: мириискусник.
Название клиники, которую посещал. Имя доктора, засвидетельствовавшего его смерть.
Кладбище: тихое, дорогое, с видами на помертвевшее озеро и шеренгу кокосовых пальм. Могила номер тридцать один. График посещений — свободный.
Причина смерти: рак легких и СПИД.
Герпетолог Маки Моиширо (1886–1959) испытывал панический страх перед змеями.
При виде змеи его начинал бить озноб: сердцебиение учащалось, голова кружилась так, что ему казалось, что в любой момент он может упасть, и возникало чувство, что если он не переместится куда подальше от этой змеи, с этой поляны, то сразу умрет.
Жена Маки рассказывала, что однажды проснулась, не застала мужа в постели, побежала на близлежащую лесную опушку и неожиданно обнаружила там застывшего Маки, который держался за сердце. Только она осторожно подошла к нему, чтоб не спугнуть, как увидела, что прямо напротив него, в такой же застывшей позе, сидит змея!
Не растерявшись, она захватила змею специальной палкой с зажимом, с которой не расставалась, и запихнула в полотняный мешок. Ее муж прошел на согнутых ногах мимо нее, ничего не замечая, наступил походя на шевелящийся полотняный мешок и упал на землю, где его сразу начало рвать.
Жена умело взяла его сзади за локти и за ноги и перевернула на левый бок.
Рядом с ним на траве скопилась неприятная рыхлая лужица, но жена Маки была готова к такому исходу и всегда носила с собой платок, которым сразу же обтерла губы супруга, а потом, когда он успокоился, помогла ему подняться с земли.
Такая непредрасположенность Маки к общению с холоднокровными тварями значительно осложнила тщательно подготавливаемую научную экспедицию на остров Формоза. К счастью, супруга всегда спешила на помощь: только Маки указывал на интересующий его спесимен, как она захватывала змею специальной палкой с зажимом и пересаживала ее в полотняный мешок.
Я умерла, как только узнала: он умер.
Когда я получила осязаемую справку о смерти, невидимый вирус по воздуху передался и мне, и я навсегда потеряла покой.
Привязанная к нему скрытой нитью, продетой сквозь ткань времен, я больше не была ни жива, ни мертва, существуя на грани миров. Одновременно я была движущимся трупом, который, вдохнув запах смерти, больше не собирался общаться с миром живых, — и живым телом, которое, несмотря на обоняние, так и не получило доступа в духовный мир мертвых.
И все же существовал способ, позволяющий мне туда заглянуть — мои повторяющиеся с кошмарной константностью сны.
В одном из таких снов я попадала в незнакомый мне город с фабричными — или крематорскими — трубами, кажущийся безжизненным и полупустым. Я ехала на машине: вокруг были серые дома и асфальт, но кроме одного-двух обнявших фонарь черных подростков в белых футболках, никто не попадался мне на глаза.
Нескончаемое городское пространство напоминало индустриальную окраину без людей, и дома там были в виде кубов или призм: приземистые, с низкими затемненными окнами и небольшими, еле различимыми в стене дверями.
Город казался мертвым и абсолютно безлюдным, но стоило мне вглядеться, как я поняла, что на пороге каждого дома стоял человек. Один держал в руках альбом, у другого была палитра и кисти, третий рассыпал по полу карандаши, четвертый развешивал на крыльце рисунки баталий и лошадей, пятый упражнялся в пианинной игре.
У меня пропал аппетит. Любой истощенный физически человек притягивал мой пристальный, изучающий взгляд. Несмотря на то, что я прошла уже несколько тестов, мне не переставало казаться, что я тоже больна.
Словно в ответ на мои мысли, мне приснился очередной сон: небольшая комната и в углу — кровать, покрытая одеялом. Я знала, что под одеялом был
Одеяло чуть-чуть колыхалось, как будто человек под ним дышал. Вдруг оно стало абсолютно бездвижным, и я поняла:
Боясь заразиться, родственники вынесли вон постель и одежду и все сожгли.