Моя профессия

На третьей фразе: «Он скромно в любви объяснился» – он становится перед ней на колени, а на четвертой фразе: «Она прогнала его прочь» – она гордо вскидывает голову и отворачивается.

Пятая, повторная строчка «Прогнала его прочь» музыкально подтверждает смысловую законченность всего эпизода, а мне дает время закончить физическое действие. На этой фразе генеральская дочь удаляется, а титулярный советник тоскливо поникает.

Начинается второе пятистишие. На его первой фразе титулярный советник тяжелыми ритмичными шагами медленно идет вдоль ширмы, на второй фразе пьет водку прямо из горлышка бутылки, на третьей роняет бутылку, пьяно раскачивается и падает навзничь, стукнув затылком о край ширмы.

Тут перед титулярным советником должен возникнуть образ предмета его любви: «И в винном тумане носилась пред ним генеральская дочь». Можно было, конечно, сделать из тюля куклу «видения». Я так вначале и хотел, но потом понял, что тогда финал станет псевдоэффектным, даже романтичным, а ведь самая суть этого финала – в его прозаичности, отсутствии какой бы то ни было романтики.

Вот почему никакого «видения» у меня нет. Титулярный советник лежит навзничь и пьяно рассуждает ногами, чертя ими в воздухе какие-то фигуры в ритме отдельных слогов. Ведь композитор написал под этой фразой: «медленно», и от этого каждая нота-слог становится по-пьяному затрудненной: «ге-не-раль-ска-я дочь». Перед словом «дочь» титулярный советник поднимает одну ногу вверх, внимательно на нее смотрит и, явно приняв свою собственную ногу за возлюбленную, пылко обнимает ее обеими руками на последней ноте романса.

Помимо музыкальных достоинств, сатиричности, точной темы и точного сценария физических действий в этом романсе есть еще одна особенность, благодаря которой игра кукол органично соединилась с пением.

Весь романс идет от третьего лица. Нет ни одной фразы, принадлежащей герою. После того как я столько раз терпел поражение на диалогах, повествовательное пение без всякой обязанности влезать голосом в куклу показалось мне счастьем.

Встреча условного с безусловным

Следующим после «Титулярного советника» позитивным номером была песня Корчмарева «Про дьякона». Ее тема антирелигиозная, вернее, даже антиклерикальная, в какой-то степени перекликающаяся с чеховской «Канителью».

Содержание простое. Набожная кума Матрена приходит к дьякону, дает ему пятачок и просит помянуть души усопших Акулины, Марфы, Груши, Парамона, Филимона да еще помолиться за здравие Спиридона… Дьякон возмущен маленькой платой за такой большой список имен и ругает Матрену. Она обижается, берет пятак обратно и в свою очередь ругает дьякона.

Правда, эта песня не целиком идет от третьего лица, есть фразы, взятые в кавычки и принадлежащие героям, но они смешно построены на повторах, да, кроме того, это все-таки пение, а не разговорный диалог, и поэтому в точном подражании голосу кумы или дьякона необходимости нет. Достаточно небольшого изменения тембра.

В обоих этих номерах – ив «Титулярном советнике» и в «Дьяконе» – помимо их позитивности по отношению к авторам есть нечто, что их объединяет не только друг с другом, но и с неудавшимся номером «Самовар».

Титулярный советник пьет из настоящей стеклянной бутылки, а дьякон зажигает на аналое настоящую свечку, и она горит настоящим живым огоньком. Если титулярному советнику заменить бутылку на бутафорскую, а дьякону не зажигать свечку, то оба номера потеряют по крайней мере половину своей театральной выразительности и остроты.

Вначале у моего титулярного советника была маленькая бутылочка, так называемая сотка. Мне казалось, что она правильна, так как похожа на кукольную и ближе к кукле по пропорциям. Но однажды, приехав на концерт, я обнаружил, что забыл эту бутылочку дома. Так как в то время мой репертуар состоял всего из двух или трех номеров, я не мог отказаться от исполнения «Титулярного советника» и поэтому, достав тут же, в клубе, обыкновенную пол-литровую бутылку из-под водки, решил рискнуть в этом концерте заставить героя пить из не подходящей по размеру бутылки.

И вот в то время как появление маленькой бутылочки зрители обычно встречали только легким шорохом, большая бутылка вызвала взрыв хохота и аплодисменты. Зрители рассмеялись не просто на то, что бутылка слишком велика, а главным образом на то, что этот размер подтверждал ее настоящесть рядом с ненастоящим, изображенным человеком. Конечно, эту бутылку я навсегда оставил жить в этом номере и ругал себя только за то, что не догадался сразу взять большую бутылку и понадобился «несчастный случай», чтобы исправить мою недогадливость. А ведь догадаться я мог, так как у меня уже был опыт встречи куклы с «настоящим» самоваром.