Моя простая курортная жизнь. Том 2

Конечно, я не гарцевал и пируэтов не выписывал, но еще после парочки кругов весьма гордо переваливался с ноги на ногу. И даже чуть свысока стал посматривал на тех, кто катались с опорами или не убирали рук от бортиков, цепляясь за них. Единственной проблемой были те, кто катались лучше и, стачивая лезвия об лед, мешали остальным — носясь на бешеной скорости, подрезая других и всячески показывая, насколько они круты. Пару раз я чуть не упал из-за таких вот подрезаторов, видимо, считавших, что это их персональный каток. А один из них прямо сейчас, бесяще скрипя лезвиями, вертелся перед какой-то девчонкой, огибая ее то слева, то справа, то выруливая резко сзади, то внезапно подрезая спереди. Ну и что это за брачный танец конькового бабуина? Или он, как Саня, хочет врезаться, упасть и помацать сиськи? С такими выкрутасами были все шансы.

Девушка, тоже катавшаяся отлично, явно не проявляла интереса к этим дурацким потугам, изящно скользя по льду и раз за разом умело огибая досаждающее препятствие. Я даже немного засмотрелся на стройные бедра и аккуратную попку в узких черных джинсах. Белая курточка отменно подчеркивала хрупкую фигурку, огромный помпон на белой шапочке задорно покачивался на каждом повороте, а светлые волосы, разбросанные по спине, в свете ярмарочных огней казались чуть розоватыми… Блин, да это же Дана! Я даже не сразу ее узнал со спины, да и в таком виде почти не видел — в таком облегающем. И двигалась она великолепно, очень плавно, очень грациозно, очень женственно — завораживающе ритмично, не оставляя никаких сомнений, что однажды из нее выйдет обалденная любовница.

Словом, Дана выглядела как девушка, перед которой приятно выделываться. И я вполне мог понять, почему этот бабуин носился вокруг нее, но вот вообще не понимал, почему он продолжал свои назойливые попытки, хотя она явно показывала, что ей это на фиг не нужно. Да охренеть просто — нашел к кому приставать! И ведь очевидно же, что он ей досаждает. Надо бы подъехать да поздороваться, как минимум чтобы этот конькобежец наконец отвалил. В общем, я решил подкатить к ней — в смысле, на коньках.

Осторожно огибая всех, кто проносился мимо, я заскользил в сторону подруги, катавшейся не у края, а ближе к центру. Но когда до нее оставалось всего ничего, какой-то неуемный ребенок с воплем «Банзай!» резко въехал мне в бок, толкнулся в меня и остановился, как будто я был бортиком. Конечно, он может экстремалить — ему же падать с меньшей высоты, чем мне. И пока этот мелкий поганец восстановил за мой счет равновесие, я свое потерял и упал — но упал так эпично, что вертевшийся поблизости бабуин налетел на меня и сделал тройное сальто назад, впечатлив весь каток своим умением летать и смачно плюхаться на лед. Хотя разве он не этого хотел, чтобы люди заметили?

Скрипнув лезвиями, Дана мгновенно развернулась и, узнав меня, тут же кинулась ко мне.

— Рома! — воскликнула она, подавая мне руку, а затем наконец обратила внимание на донимавшего ее конькобежца: — Смотреть же надо, куда едешь! Люди же вокруг! Что за эгоизм вообще?

И этот пацан, вдруг разучившись кататься, с позором уполз прочь чуть ли не на четвереньках.

— Ты в порядке? — спросила моя милая подруга, помогая мне подняться.

— Вроде да, — отозвался я, вставая.

Однако стоило ноге заскользить по льду, как в бедре что-то щелкнуло — не критично, но противно — и это еще молчу про горящий копчик. Заметив, как я слегка поморщился, Дана мягко обхватила меня: одной рукой грудь, а другой спину, словно решив, что я не выстою без опоры. Пушистый помпон с ее шапочки прощекотал мне щеку. Без особого труда я уловил запах фисташек, которыми почему-то пахли ее шея и руки, одновременно нежно и крепко обнимавшие меня. В принципе, я мог удержать равновесие и сам, но зачем останавливать такой благой порыв?

Выбравшись с катка, я вспомнил, что с лета хотел ее чем-нибудь угостить.

— А я с лета не против, — мило улыбнулась Дана.

Но для молочного коктейля, который я предлагал тогда, сейчас было холодно, так что мы взяли что-то погорячее: глинтвейн мне и медовый грог ей — и вдвоем устроились на уютной скамейке в тихом уголке ярмарки, где теперь сидели и болтали о всякой ерунде, потягивая свои напитки из плотных картонных стаканчиков. Спешить нам было некуда, волноваться не о чем: олимпиада, к которой мы так усердно готовились, прошла. Оставалось лишь дождаться результатов — хотя мы оба знали, что выступили хорошо.

— Как нога? Полегче? — спросила подруга, ощупывая участливым взглядом мое бедро.

— Ничего страшного, — ответил я, чувствуя, как мне приятна ее забота.

— Та же, что тогда на физкультуре, — посетовала Дана, неожиданно вспомнив не только то, что я ушибся, но еще и какой конечностью.

— Те синяки как раз прошли, — хмыкнул я. — Пора бы их место занять и новым.

— Кстати, так и не спросила, — в голосе моей милой собеседницы вдруг промелькнула ирония, — как одноклассница? Помог?

А ты что правда хочешь это знать?

— А к чему вопрос?

— Да так, любопытство, — отозвалась она.

— Ну, никто не жаловался.