Моя птичка (СИ)

Игорь задумчиво трет подбородок пальцами. За окном темно, и мозги отказываются нормально функционировать. Он поднимается, сгребает альбом и подавляет зевок.

— Дома еще обмозгую. Сейчас всем лучше отдохнуть.

Не спорю. Аня тоже. Провожает его до двери, и когда та закрывается, молча смотрим друг на друга. Тянусь к ней, но Аня обнимает себя руками и отворачивается. Это больно. Я не озабоченный придурок. Ясно, что набрасываться на нее после случившегося не стану. Не сейчас, когда птичкино состояние на грани истерики.

— Посплю на диване, — хриплю не своим голосом и жду, что она не допустит расстояния между нами.

Только Аня кивает, не глядя мне в глаза. Соглашается…

Отступаю к двери в ванную, стараясь держать лицо.

Расходимся в разные комнаты.

Она уходит в спальню, а я стою перед зеркалом в ванной, как придурок.

Желание что-то разнести в пух и прах жжет вены. Упираюсь руками в край белоснежного санфаянса. Нет. Не буду истерить, как баба.

Выдыхаю.

Хорошо, что Анютка дома, а с остальным мы справимся.

20. Отравиться никотином

POV Аня

Я не могу уснуть. Постельное белье пахнет Ярославом и воскрешает в моей голове воспоминания о том, как мы лежали в постели вместе с ним, как хорошо засыпать вместе после бурного секса. С Богульским он всегда такой. Яркий, страстный, на грани. И мне сложно даже представить, что я могла заниматься им с кем-то другим.

С тяжелым вздохом переворачиваюсь на левый бок, кладу руку под щеку и смотрю в темноту. Кажется, что чувствую тепло своего мужа и его надсадное дыхание. Стоит признать, спать по-отдельности — настоящая пытка. Это я ощутила еще у матери. Только внутренности скукоживаются, когда вспоминаю утро на базе. Голый торс незнакомого мужчины рядом. Его руки на моей талии. Свою наготу… Стыд затапливает в тот же миг, и я закрываю лицо ладонями, словно кто-то за мной подсматривает.

Я не знаю, что ужаснее: сам факт измены Яру или то, что я ничего не помню. В моей памяти лишь стоны от прикосновений Богульского, чувство приятной наполненности, его хриплый шепот и эйфория.

Резко присаживаюсь на кровати, сбрасываю с себя одеяло и восстанавливаю дыхание. От беспомощности хочется плакать!

Но я лишь сжимаю кулаки и прикусываю нижнюю губу, чтобы не заскулить, как маленький брошенный щенок под дождем. Сердце бьется так сильно, что мне кажется, его грохот слышат все соседи.

Как избавиться от отвращения к самой себе? Как смыть с тела грязь? Возможно ли вообще после произошедшего вновь наслаждаться близостью с Яром?

Когда он меня обнимал сегодня, я испытывала боль. Его, свою… Все так перемешано…

Снова медленно выдыхаю и запускаю пальцы в волосы. Я не смогу уснуть. Тихонько сползаю с кровати и на цыпочках иду к двери. Я совершенно забыла про свой телефон и не поставила на зарядку. Сомневаюсь, что мама вспомнит обо мне. Гордость не позволит после выставленных ультиматумов позвонить родной дочери. Уверена, что она потом обвинит меня в эгоизме и жестокости по отношению к ней. Но телефон нужно включить. Вдруг папа звонил.

Через гостиную прохожу, не глядя на диван. Понимаю, что Ярославу было неприятно, когда я промолчала по поводу его размещения на ночь не в спальне, но и себя сломать не могу. Я хочу разобраться в том, что с нами произошло. Кто мог так ужасно поступить? И главное, за что? Чем мы заслужили подставу?

Захожу на кухню, тихо прикрываю дверь, чтобы не разбудить Яра своими ночными похождениями, и вздрагиваю, когда раздается щелчок.

Богульский стоит около окна и курит. Кончит сигареты алеет в темноте, освещая измученное лицо моего мужа. Немного подождав, включаю свет.

— Я думала, ты спишь, — ежусь от холода.

Створка полностью открыта. Ярослав в одних штанах. Не мерзнет. Он всегда слишком горячий. Даже зимой. Обнимаю себя руками. Яр тушит сигарету, выбрасывает окурок в мусорное ведро и закрывает окно. Он знает, что я не выношу этот запах, но сейчас не осуждаю. Если курение ему помогает, то пусть балуется.

— Не могу уснуть, — взъерошивает волосы одним движением.

Мне жутко нравится, когда он так делает. Выглядит в такие моменты очень уязвимо, как пятилетний мальчишка. Я не отвожу от него взгляда, осознавая, что до безумия сильно его люблю. Сердце сжимается, и с трудом подавляю всхлип. Только Яр слишком внимательный, замечает мое состояние и быстро оказывается рядом со своими спасающимися объятиями. Его не беспокоит, что я превращаюсь в статую, стоит нашим телам прижаться друг к другу. Богульский гладит меня по голове и спине. Молчит.

Наверное, слова никак не помогут в нашей ситуации. Только правда способна хоть немного расставить по местам хронологию событий. Она же прольется лечебным бальзамом на душевные раны, которые нам нанесли.

— Хочешь, я тебе чай с Мелиссой заварю? — шепчет на ухо.

— Я и сама могу.

— Я знаю. Садись, — отстраняется. — Сейчас все сделаю.

Отходит от меня, начинает возиться с чайником, ищет заварник и упаковку с чаем. Я не могу просто сидеть, ухожу за телефоном, возвращаюсь, ставлю его на зарядку и включаю.

— Твои знают?