Моя реальность

– Господин Дорден, – спросил он после небольшой паузы, дав почтенному художнику прожевать и проглотить очередной кусок, – а всё же что должно быть первостепенным в живописи, скажите мне как учитель, красота или идея?

– Ваш вопрос сам по себе бессмыслен, – ответил Дорден, снова промокая потную лысину ослепительно белой салфеткой, – одно неотделимо от другого, живопись – есть идея, выраженная языком красоты.  А красота никогда не есть застывший абсолют, она каждый миг обретается глазами смотрящего под воздействием сильных переживаний, по большей части чувственных, личных, потому я и говорил выше, что именно эрос лежит в основе вдохновения…

– Признавая все пути поиска красоты лишь чувственными, – сказала царственно стареющая женщина, кстати сказать, единственная в обществе нескольких мужчин, – художник отказывается от многого и ограничивает своё развитие.

– Знаете вы эти самые другие пути? – пытливо взглянув на неё, спросил Дорден.

– Преодоление страдания, – ответила женщина, – общественного и личного. Другой путь получается, если смотреть на красоту не как на источник возможных наслаждений, а как на единственное спасение от неминуемой боли, от смерти. Видели вы картину «Нищий», что активно выставлялась этой весной, – на ней маленькая нарядная девочка, выходящая из церкви со своей матерью, протягивает монету дряхлому старику на паперти; здесь в красоте жертвующей, красоте дающей, присутствует высшее, небесное начало; красота творящая добро – образ божественный, потусторонний – в нём как бы содержится обещание рая для того старика, прожившего такую мучительную и никчёмную жизнь…

Дорден, вероятно, хотел что-то возразить; он терпеливо пережёвывал мясо, приготовляясь, выжидая – во всей его мощной фигуре содержалось намерение продолжать спор, но снизу из-под скалы внезапно послышались истошные крики на незнакомом языке. Некоторые посетители кафе поднялись со своих мест и подошли в металлическому заграждению.

По мостовой, мелькая между рваными лоскутами пальмовых листьев бежала девушка в синем платье. Её преследовал парень, по всей видимости, пьяный, хватал за руки, за подол, за пояс и пытался куда-то тащить. Некоторое время спустя вокруг них сгрудилась толпа, послышались звуки полицейского свистка.  Художники расселись по своим местам. Дорден ухмылялся, обдумывая, вероятно, как можно пришить увиденное к его сегодняшним рассуждениям о величии и абсолютной власти эроса над всем живущим. Женщина с проседью неторопливо курила электронную сигарету.

– Я хочу рассказать вам одну историю, – вдруг сказал никак не участвовавший до той поры в разговорах пожилой художник с пышной окладистой бородой, – суть отношений между творцом и красотою непроста, она постепенно познаётся нами в течении всей жизни… И что есть самая жизнь художника – непрерывное упоение красотой или великая жертва во имя красоты? Красота – бог спасающий нас или диавол, нас искушающий… Это вечные вопросы, и мы ни до чего так и не договоримся тут, я уверен. Потому просто послушайте сейчас, господа.

Легенда о Лунном Принце

Соломея рисовала мужчин. Она не видела смысла рисовать что-либо иное, считая, что в основе творчества всегда лежит эрос, и самые лучшие произведения искусства создавались любовью: они, если выражаться образно, были зачаты в душах художников, поэтов и музыкантов их возлюбленными, музами.

Соломея рисовала мужчин одетых и обнаженных, богатых и бедных, мужественных и хрупких, невинных и развращенных – она в каждом умела находить заветную черту, способную вдохновлять. Все её работы были наполнены живым трепетом страсти; любой из запечатленных пробуждал в зрителях соучастие точно такое же, какое пробуждает человек в процессе общения. В мужчину с портрета можно было даже влюбиться. И это происходило потому, что всякий раз, создавая портрет, влюблена была сама художница, мастер, и все её чувства, порывы и желания волшебным образом оказывались перенесенными на полотно.

Так продолжалось до тех пор, пока как-то мрачным ноябрьским днём от городского пьянчуги, с которого она делала набросок, Соломея не услышала Легенду о Лунном Принце.

''Он живет в дивно прекрасном саду, где всё невиданное: птицы, что никогда не обитали на земле, цветы, что никогда на ней не цвели, закаты, каких не бывает от солнца, – говорил он, активно жестикулируя руками, в одной из которых держал сигарету, в другой –  полупустую бутылку, – они очаровывают настолько, что замираешь и боишься дышать. Но если уж сам Лунный Принц вздумает выйти и прогуляться по своему саду, то всё вокруг как будто бы сразу погаснет, померкнет… Он идёт, затмевая собою окружающие дивные краски, среди этой невиданной красоты точно единственная цветная фигура на чёрно-белой пленке… И он всегда гуляет один, потому что его облик способен свести с ума, навеки лишить покоя, даже убить. Некоторые, увидев его, умирали… Особенно художники. Они уязвимы, красота способна сильно ранить их. И с тех пор, как Принц осознал своё пагубное влияние на людей, он, разговаривая с ними, покрывает лицо.''