Моя рыба будет жить

Наконец 7 октября США начали бомбежку, а у меня опять начались месячные, и оба события стали своего рода большим облегчением.

Знаю, многие считают, говорить о подобных вещах противно и неприлично, и я надеюсь, ты не из их числа. Я не отношусь к девицам, для которых рассказывать всем и каждому о своем менструальном цикле — это эротический стимул. Я бы даже не заикнулась об этом, если бы это не играло роли в последующих событиях.

Месячные у меня начались еще в Саннивэйле, когда мне было двенадцать, что довольно обычно для Америки, но рано для Японии. Когда мы переехали в Токио, мне было четырнадцать, но потом вдруг месячные у меня прекратились, вероятно, из-за всего этого стресса и идзимэ. Я так думаю, мой организм пытался вернуться обратно во времени к счастливым дням детства. Короче, месячные у меня начались только на последнем уроке в тот день, когда сэнсей объявил, что США начали бомбить Афганистан, и вдруг я почувствовала, что у меня течет кровь. По глупости я к тому времени бросила привычку всегда носить с собой прокладки и прочее. Я знала, что задерживаться в школе опасно, даже на минутку, но шансов добраться домой без кровавой мегакатастрофы у меня не было, поэтому, как только прозвенел звонок, я подхватила манатки и побежала в туалет.

Школа, куда я ходила, была не новой, а старые японские туалеты не похожи на американские. Унитазы вмонтированы в пол, и надо приседать над ними на корточках, вместо того чтобы сидеть, как на стуле. Вот так я сидела, с задранной юбкой, запачканные трусики болтаются вокруг щиколоток, когда услышала, что дверь открылась, а потом закрылась. Кто-то зашел.

Тихо, как могла, я обмотала кусок туалетной бумаги вокруг ладони, чтобы сделать прокладку. Из соседней кабинки донесся шорох, будто крысы скреблись, карабкаясь по стенке. Я замерла. Стенки кабинок наглухо стыкуются с полом, слава Богу, так что снизу подглядеть невозможно, но все же это ужасное чувство — сидеть вот так на корточках со спущенными трусами, голая задница болтается в воздухе, и слушать, как скребутся крысы. Невозможно чувствовать себя более уязвимой. Я затаила дыхание. Все было тихо. Я задрала юбку и наклонилась, чтобы сунуть прокладку в трусики, и тут услышала шум опять, только теперь он шел сверху перегородки. Я услышала, как кто-то хихикнул, посмотрела вверх и увидела две неровные линии, состоящие из телефончиков-кейтай, которые высовывались из-за стенок с обеих сторон. Нацелены они были на меня. Я встала — очень быстро — и натянула трусы.

— Оооо, — услышала я. — Классный кадр!

Один за другим телефоны исчезли. Я одернула юбку и отступила в угол кабинки.

— Гааадость! — сказал кто-то. — Там кровь! Она даже не спустила за собой!

Я прижалась к выложенной плиткой стене, обхватив себя руками. Нужно ли мне спустить воду? Нужно ли мне попробовать сбежать? Была бы у меня винтовка, я бы выстрелила себе в горло.

— Бака! Все размазалось!

Я оттолкнулась от стены и потянулась к щеколде.

— Совсем не размазалось! Это ее волосы там!

Я отперла дверь и открыла. Они стояли у раковин плотной группкой вокруг Рэйко, разглядывая экранчики кейтаев друг у друга. Я пригнула голову и стала проталкиваться мимо них к выходу, но Рэйко выставила руку, как коп-регулировщик.

— Куда это ты собралась? — спросила она.

— Домой, — сказала я.

— Я так не думаю, — сказала она.

Тут кто-то схватил меня за воротник и толкнул в угол, где Дайсукэ снимал все на видеокамеру. Трое крупных девчонок толкнули меня на колени, потом на живот. Плитка на полу пахла мочой и хлоркой; она холодила мне щеку. Я почувствовала, как чье-то жесткое колено уперлось мне в спину, не давая подняться, и чьи-то руки задрали мне юбку до подмышек. Кто-то еще пнул меня в ребра.

— Давай сюда прыгалки.

Они это спланировали. Они придержали мне руки, потом натянули юбку на голову и завязали сверху прыгалками, как мешок, чтобы я не могла ничего видеть. Взяв меня за щиколотки, чтобы я не лягалась, они стянули с меня трусы.

— Ооо, в точку! — услышала я голос кого-то из них. — Да здесь кровища! За кровищу отвалят побольше!

— Бее, гадость. Воняет. Положи их уже в пакет, а то меня ща сблюет.

— Дайсукэ, ты бака. Ты чё не снимаешь? Нам видео нужно.

Внутри моего мешка в складочку было темно, а еще жарко и влажно, потому что я тяжело дышала, а выходить воздуху было некуда. Сквозь ткань юбки я еле-еле различала свет и смутные тени. Кто-то ткнул меня ногой в ребра и перекатил на спину, и теперь тени двигались надо мной, а плитка холодила мою голую попу. Они говорили о том, кто будет меня насиловать первым. Решили заставить это сделать Дайсукэ.

— Давай сюда камеру, — приказала Рэйко. — Снимайте с него штаны.