Моя семья и другие звери

— Подумай, что ты говоришь! Где это слыхано, чтобы люди переезжали в более просторный дом только потому, что они пригласили к себе друзей?

— А чем плохая мысль? Мне кажется, это вполне разумное решение. Ты же сама говоришь, что здесь нет места, из этого следует, что надо переехать.

— Из этого следует, что не надо приглашать людей, — возразила мама.

— Не думаю, чтобы жизнь отшельников пошла нам на пользу, — сказал Ларри. — Я ведь пригласил их только ради тебя. Все они очень славные люди. Я думал, что ты им обрадуешься. И жизнь твоя стала бы тогда чуточку веселей.

— Спасибо, она у меня и так достаточно веселая, — с достоинством ответила мама.

— Теперь я просто не представляю, что тут можно сделать.

— Не понимаю, милый, почему им нельзя остановиться в «Швейцарском пансионате»?

— Нельзя же пригласить людей к себе, а потом выставить их в третьеразрядную гостиницу.

— Сколько человек ты пригласил? — спросила мама.

— О, совсем немного… двоих-троих. Они приедут не все сразу. Думаю, что они будут поступать партиями.

— Можешь ты мне все-таки сказать, сколько человек ты пригласил? — настаивала мама.

— Я просто не помню. Некоторые из них мне не ответили, но это ничего не значит… они, может быть, уже едут и думают, что уведомлять нас об этом не стоит. Во всяком случае, если ты будешь рассчитывать свой бюджет на семь или восемь человек, это как раз достаточно.

— Ты хочешь сказать, вместе с нами?

— Нет, нет, я имею в виду семь или восемь человек плюс наша семья.

— Но это же просто смешно, Ларри. Мы при всем желании не сможем втиснуть в этот дом тринадцать человек.

— Значит, надо переезжать. Я предлагаю тебе очень разумный выход. Не понимаю, о чем тут еще можно спорить?

— Не болтай чепухи, милый. Если мы даже переедем в дом, где могут поместиться тринадцать человек, что нам делать с лишней площадью потом, когда они уедут?

— Пригласим еще гостей, — ответил Ларри, удивленный тем, что мама сама не додумалась до такой простой вещи.

Мама застыла с открытым ртом, очки ее съехали куда-то в сторону.

— Послушай, Ларри, — выговорила она наконец. — Ты выводишь меня из терпения.

— Ты просто несправедлива ко мне. Я же не виноват, что твое хозяйство рушится от приезда нескольких гостей.

— Нескольких гостей! — воскликнула мама. — Рада узнать, что восемь человек — это несколько гостей, как ты считаешь.

— Я считаю, что ты занимаешь самую неразумную позицию.

— А в том, что ты пригласил людей и не предупредил меня, не было ничего неразумного?

Ларри обиженно посмотрел на нее и вновь взялся за книгу.

— Ну, я сделал все, что мог, — сказал он. — Большего я сделать не могу.

Наступила продолжительная пауза, в течение которой Ларри спокойно читал свою книгу, а мама расставляла розы в вазочки с водой и с ворчанием разносила их по комнате.

— Ну что ты лежишь, как бревно? — сказала она немного спустя. — В конце концов это твои друзья. Ты и должен о них заботиться.

Ларри со страдальческим видом отложил книгу.

— Не понимаю, что я должен делать? — сказал он. — Ты же отвергла все мои предложения.

— Если бы это были разумные предложения, я бы их не отвергала.

— Не вижу ничего неприемлемого во всем, что я предлагал.

— Но, Ларри, милый, будь благоразумен. Нельзя же бросаться в новый дом только потому, что к нам приезжают люди. Да мы и не успеем уже его найти. И потом — уроки Джерри.

— При желании все это можно легко уладить.

— В другой дом мы не поедем, — твердо заявила мама. — Это я уже решила.

Мама поправила очки, с вызовом поглядела на Ларри и гордой походкой отправилась на кухню, каждым своим шагом выражая решимость.

II

7. Бледно-желтый дом

Это был высокий, просторный венецианский особняк с выцветшими бледно-желтыми стенами, зелеными ставнями и буровато-красной крышей. Он стоял на холме у моря в окружении заброшенных оливковых рощ и безмолвных садов, где росли лимоны и апельсины. Все здесь наводило на грустные мысли о прошлом: дом с облупленными, потрескавшимися стенами, огромные гулкие комнаты, веранды, засыпанные прошлогодними листьями и так густо заплетенные виноградом, что в нижнем этаже постоянно держались зеленые сумерки. С одной стороны тянулся маленький, запущенный садик с каменной оградой и чугунными ржавыми воротами. Там над заросшими дорожками раскинулись розы, анемоны, герань, а мандариновые деревья были так густо усыпаны цветами, что от их запаха кружилась голова. В цитрусовых садах все было тихо и спокойно, только гудение пчел доносилось оттуда да изредка птичий щебет. Заброшенный дом постепенно ветшал, и все вокруг приходило в запустение на этом холме, обращенном к сияющему морю и к темным, изрезанным горам Албании. Все тут лежало как бы в полусне, напоенное весенним солнцем и отданное во власть мхам, папоротникам и зарослям мелких поганок.