Моя сестра Роза

– Я не участвую в спаррингах, – бормочу я. Глупое обещание. Интересно, Роза так же твердо держит данные мне обещания?

– Ясно. Если передумаешь, будем рады тебя видеть. Я киваю, стираю пот с лица и рук полотенцем и разматываю бинты.

– Так ты из Австралии? – спрашивает Соджорнер.

Я поднимаю на нее глаза и киваю. Наверное, она слышала, что сказал тот тупорылый.

– Ты не похож на австралийца.

Я пристально гляжу на нее. Никто никогда мне такого не говорил. У меня светлые волосы и синие глаза. Обычно, когда меня спрашивают, откуда я, и я отвечаю, что я из Австралии, мне тут же говорят: «Серфингом занимаешься?» Как раз из-за светлых волос и синих глаз. Они уверены, что все австралийцы выглядят так же, как я, что неправда, и что мы все серфингисты, что тоже неправда. Я никогда не катался на доске.

– У всех австралийцев, которых я знаю, сломанные носы и уши всмятку.

– Мы красивый народ.

Она смеется. Я сую бинты в карман, беру полотенце, бутылку с водой и перчатки, встаю. Мы одного роста, вокруг нас – лес из качающихся мешков для бокса. Я чувствую, что наклоняюсь к ней, как будто хочу впитать в себя этот смех. У нее невозможно длинные ресницы, они загибаются так высоко вверх, что почти достают до бровей. Я делаю глоток воды, чтобы отвлечься.

– У тебя ужасно милая сестра, – говорит она.

– Слишком милая, – поправляю я. Мне не хочется думать о Розе. – Я обрадовался, когда вчера увидел тебя в парке. Я тут мало кого знаю.

Она улыбается:

– Почему ты не участвуешь в спаррингах?

– Пообещал родителям, что не буду, пока не перестану расти, – отвечаю я, не подумав. У меня горят щеки. Зачем я это сказал? «Мне родители не разрешают». Мне что, пять лет?

Я уверен, что она изо всех сил сдерживается, чтобы вдоволь не посмеяться над жалким маленьким мальчиком, который делает все, что ему велят родители. Может, сказать ей, что я не всегда делаю то, что они хотят? Тогда я буду выглядеть еще более нелепо. Почему я всегда так откровенничаю?

– А если ты уже перестал расти?

Я хохочу. Слишком громко.

– Именно это я им и сказал. Они сказали, что если мой рост не будет увеличиваться три года подряд, то они поймут, что я больше не расту. Сначала они говорили про пять лет, но мне удалось уговорить их на три. Один год был бы куда честнее.

– М-м.

Слишком много слов. Слишком много информации. Джейсон обоссался бы от смеха, услышав такое. И Джорджи. И даже Назим. Хорошо, что они никогда об этом не узнают.

– Я уже вырос на сантиметр с прошлого года. – Заткнись, Че.

– Мне нравится спарринг, – говорит Соджорнер. Она улыбается. Надеюсь, она улыбается вместе со мной, а не надо мной. Интересно, так вообще говорят, или разница между вместе / над есть только в случае со «смеяться»? – Я его обожаю. Он в миллион раз лучше любого из наших занятий, притом что я обожаю занятия. Дайдо очень крутая.

– Да, она классная. – Я решил, что все-таки зря сразу вычел у нее баллы за «строгую, но честную». Натали, помнится, говорила ровно то же самое. Именно этого все и ждут от хорошего тренера: строгости и честности.

– Кстати, я Че Тейлор, – говорю я, протягивая ей руку. – Мы так и не представились. Ну то есть я уже слышал твое имя.

Она сжимает ладонь в кулак. Мы ударяемся кулаками, и я при этом чувствую себя последним идиотом. Боксеры всегда приветствуют друг друга, ударяя кулак о кулак.

– Че был известный в двадцатом веке революционер, – заученно говорю я. – Мои родители хотят спасти мир. Им нравятся революционеры.

Она снова смеется.

– Тебя что, часто спрашивают, кто такой Че?

– Бывает. Обычно люди думают, что я не знаю, в честь кого меня назвали. Я говорю все это прежде, чем они успевают меня спросить, – я принимаюсь старательно артикулировать, – «знаю ли я вообще о том, кто это такой». – Я снова говорю своим обычным голосом. – Но ведь это мое имя. Естественно, я знаю, кто такой Эрнесто Че Гевара. Предатель своего класса, сексуальный революционер с плакатов, казненный в Боливии, где за его голову назначили некислое вознаграждение, и блабла-бла.

Соджорнер продолжает смеяться.

– Да, меня тоже постоянно спрашивают. Надо и правда сразу всем сообщать, что я знаю!

Я едва не говорю ей: «Но ведь тебя зовут не Че», и только потом до меня доходит. Вот черт. Я же не имею ни малейшего представления, в честь кого назвали Соджорнер. Я просто решил, что это крутое имя. Даже не подумал посмотреть, откуда оно взялось.

– Забавно, что у нас обоих имена революционеров, – говорит она. – Меня назвали в честь американских революционерок. Я Соджорнер Ида Дэвис. Но друзья зовут меня Сид, по инициалам. Посмотрим, как меня будешь называть ты.

Я хочу сказать ей, что у нее очень красивое имя. Соджорнер. Я хочу называть ее именно так, а не Сид. Сид – имя для какого-нибудь противного дряхлого старикана. Но я хочу стать ее другом. Если для этого придется называть ее Сид, я сделаю, как она захочет. Я думаю, не спросить ли у нее, чем она собирается сейчас заняться. Может, она хочет прогуляться со мной? Рассказать о себе? Поцеловать меня?

– А ты… – начинаю я.