Моя сестра Роза

– Чищу корзину, – говорю я и навсегда удаляю файл из корзины. Теперь я дважды стер свой список. – А что ты будешь делать, когда перестанешь меня отвлекать?

Роза хихикает:

– Я никогда не перестану тебя отвлекать.

Глава четвертая

Едва научившись передвигаться, Роза принялась меня преследовать. До этого она следила за мной глазами и вот наконец стала ползать, неловко поднимая кверху попу, а потом освоила и движения, в которых узнавалась ходьба. От этого у меня щемило сердце. Я оборачивался и тут же видел ее: она не сводила с меня глаз. Я брал ее на руки и держал, вдыхал ее нежный, младенческий запах, прижимался носом к ее затылку, ощущал, какая у нее тонкая кожа, как быстро колотится ее сердечко, и любовь переполняла меня настолько, что я забывал все на свете.

Я и до того держал на руках младенцев. И у Салли, и у Дэвида есть братья и сестры. Все их дети младше меня. Они тоже пахли очень приятно. Но не как Роза. Я смотрел ей в глаза и думал, смогу ли полюбить кого-то еще так же сильно. Роза, не моргая, разглядывала меня. Как и положено младенцу, она изучала меня, изучала нас всех, училась быть человеком.

В отличие от большинства людей, училась она с большим трудом. Роза осваивала все медленнее, чем наши кузены. Все, кроме того, что заложено природой. Ползать и ходить она научилась тогда же, когда и другие дети. Гораздо медленнее она училась улыбаться, смеяться, обниматься, целоваться, плакать, указывать пальцем. Роза с трудом постигала то, что люди делают, общаясь друг с другом, реагируя друг на друга. Она стала тянуть вверх руки, чтобы ее подняли, лишь спустя месяцы после того, как этому научились двоюродные братья и сестры. Но однажды поняв, что нас можно использовать как такси, она стала беспрерывно проситься на ручки.

Всякий раз, как она тянулась ко мне, сердце словно выпрыгивало у меня из груди. Она была такой нежной, несамостоятельной, такой крошечной. Меня не надо было просить. Я всегда хотел ее защищать.

В первые два года жизни она почти не плакала. Порезы, синяки и болезни ее скорее интересовали, чем расстраивали. Многие младенцы плачут, когда плачет кто-то другой, особенно если это другой младенец. Но Роза не плакала. Отсутствие плача беспокоило родоков больше, чем что-либо. Так что Роза начала плакать. Она видела, как это делают кузены и кузины, и стала повторять за ними. Сначала выходило неубедительно. Она издавала странные, сдавленные звуки и быстро-быстро моргала, чтобы из глаз потекли слезы. Но Салли и Дэвид покупались и на это, а вскоре она уже научилась выдавать настоящие слезы. Эти ее слезы были такими же неискренними, какими потом стали ее слова.

Я хотел рассказать об этом родокам, но почти все наши кузены и кузины плакали, если падали, только когда рядом был кто-то из взрослых. Я не знал, как объяснить, что Роза ведет себя иначе, чем они. Она не улыбалась нам в ответ, когда мы ей улыбались. Не отвечала, когда ее называли по имени. К двум годам она не произнесла ни единого слова.

– Че тоже медленно всему учился, – сказала Салли. Раньше они мне об этом не говорили. – Но теперь с ним все в порядке. Дети развиваются в своем темпе.

– В этот раз все слишком медленно, – ответил Дэвид. Они повели ее к врачу. И Роза тут же начала улыбаться.

Она начала говорить. Она впервые улыбнулась на том первом приеме, в кабинете врача. Мы пошли туда все вместе. Роза поняла, что все говорят о том, что она не улыбается. Она подняла глаза от игрушек, с которыми возилась, и широко растянула рот, показав зубы. Вышло совсем не похоже на настоящую улыбку, но Салли потрясенно ахнула. Дэвид сказал:

– Невероятно. Это знак. С ней все в порядке.

Врач пришел к выводу, что Роза, возможно, слегка отстает в развитии, но, скорее всего, в этом нет ничего страшного. Когда родоки привезли Розу домой после второго приема у того же врача, она подошла ко мне и произнесла свои первые слова:

– Я хочу мое.

Это уж точно был знак: этой фразой до сих пор можно описать все ее поступки. В этом вся Роза: она сразу сказала целую фразу, перескочив через обычные первые детские слова вроде «папа», «мама», «баба», «дай», не говоря уже о стадии лепета. Когда ребенок не лопочет, это довольно жутко.

Как только Роза научилась говорить, она начала врать.

Я иду в свой новый спортзал, вооружившись телефоном – в нем уже есть сим-карта и интернет – и зонтом, который мне дал наш консьерж. Он сказал, что его зовут Джон. Я больше не могу сидеть на месте – ни в библиотеке, ни в нашей новой квартире. Мне нужно пропотеть и размяться, иначе я сойду с ума. Пора по-настоящему вымотать каждую мышцу в моем теле.