Моя сестра Роза

Когда мы входим в ресторан, Джин и Лизимайя Макбранайт со своими тремя дочерьми ждут, чтобы их провели к столику. Джин и Лизимайя вскрикивают, увидев Салли и Дэвида, но я все равно бы их узнал. Я видел миллион фотографий их семьи. И все же я совершенно не готов к тому, что двойняшки так красивы: у них большие темные глаза, высокие скулы, лица в форме сердца. Они почти так же идеальны, как Роза. И к тому же они одинаковые, совершенно одинаковые. Если бы волосы у Сеймон были длиннее, различить их было бы просто невозможно. У Майи волосы собраны в хвостик, у Сеймон – подстрижены в каре.

Джин и Лизимайя разнимают руки и бросаются обнимать родоков. Да, они держатся за руки на людях. Прямо как Салли и Дэвид. Роза берет меня за руку и сжимает мою ладонь. Она очень возбуждена. Не хочу знать, о чем она думает. Наверняка о том, что мы встретились с новыми людьми, которыми она сможет манипулировать.

Джин со слезами на глазах притягивает к себе Салли. Она крепко обнимает его в ответ.

– Спасибо, – пылко говорит она.

Потом все они принимаются утирать глаза и причитать, перегородив узкий вход в греческий ресторан.

– У нее совершенно твоя улыбка, – говорит Лизимайя Дэвиду, выпуская из объятий Розу. – Она, как и ты, любого заставит сделать все, что захочет?

Дэвид улыбается, наглядно подтверждая, что у них с Розой одинаковая улыбка, вплоть до ямочек. Все в ресторане пялятся на нас. Я чувствую, что краснею. Двойняшкам явно так же неловко, как и мне. Лейлани скучает. Подошедший официант прочищает горло и говорит:

– Извините. Сэр? Мадам? Ваш столик готов.

Они его даже не замечают. Он снова прочищает горло. На этот раз погромче.

– Извините. Сэр? Извините!

Салли оборачивается, извиняется перед ним, и нас ведут к столу. Две женщины за соседним столиком шепчутся, пока мы рассаживаемся по местам. Нас, детей, даже не представляют друг другу. Мы знаем их, они знают нас. Я знаю, что они единственные в мире люди с такой фамилией. Я знаю, когда у них дни рождения. Я знаю, что у Сеймон аллергия на арахис. Я знаю, что мы с Лейлани примерно одного возраста. Я знаю…

– Ты так и будешь на них пялиться? – спрашивает меня Лейлани. – Да, они правда похожи на маленьких корейских принцесс, словно сошедших со страниц манхвы. Как экзотично! Две ослепительные копии своего корейского папочки.

Я не знаю, что такое манхва.

– Я не пялился. Я…

– Да, они очень красивые.

– Я тоже красивая, – говорит Роза.

– Тут все красивые, – говорит Майя.

Сеймон смеется:

– Мы все очень красивые.

Лейлани хмыкает. Не то чтобы Лейлани некрасивая. Пожалуй, она довольно симпатичная. Представляю себе, какую лекцию прочла бы мне Салли, скажи я это вслух: «Что это вообще значит – довольно симпатичная?» Лейлани выглядит примерно как я. Бабуля сказала бы: «Ничего особенного». Мы с Лейлани в одной лодке: наименее красивые в семье, где одни красавцы. Интересно, ее это злит? Или, наоборот, радует, как и меня? У нее хотя бы нет прыщей.

Мне она кажется интереснее двойняшек. Я могу угадать, о чем она думает, пусть она и не говорит ни слова. Она думает в основном о том, какая пустая трата времени этот наш бранч и какой я скучный. Я хотел бы думать о ней то же самое, но не могу оторвать глаз от ее лица.

Мы с Лейлани сидим друг напротив друга. Двойняшек усадили сбоку от нас, а Розу во главе стола. Взрослые пьют вино и болтают, размахивают руками, перебивают, слишком громко хохочут, тычут друг в друга пальцами. Каждая вторая фраза начинается со слов «Не может быть, что прошло уже двадцать лет» или «А помнишь, как…». Они смеются над тем, как Дэвид разгромил их в покер, над провальной поездкой на лыжный курорт. Они до нелепого счастливы.

– Значит, вы на домашнем обучении? – говорит Лейлани, возвращая меня к происходящему на детском конце стола.

Бранч будет долгим.

– Поэтому головы у нас не нафаршированы всяким капиталистическим вздором, – встревает Роза, явно пытаясь поддеть Лейлани.

Двойняшки хихикают.

– Не думаю, что у меня голова чем‐нибудь нафарширована, – говорит Майя. – Сеймон, у тебя голова нафарширована?

– Нет, и живот тоже нет. Я есть хочу.

Они снова хихикают. Роза присоединяется к ним.

– У тебя классные перчатки, – говорит Роза Сеймон. Перчатки черные, с красным рисунком. На Майе нет перчаток. – Ты играешь в покер?

Сеймон мотает головой.

– Я тебя научу. А в шахматы?

– Играю!

– И что, на домашнем обучении ты действительно изучаешь только хорошие и правильные вещи? – спрашивает меня Лейлани, пока Роза с Сеймон болтают о шахматах.

Она умудряется задать вопрос так, что я буду выглядеть идиотом, если отвечу утвердительно, но в то же время явно показывает, что ей совершенно плевать на мой ответ. Об этом свидетельствует то, как она вздергивает брови, одновременно приподнимая верхнюю губу. Если я начну объяснять, что провел в обычной школе больше времени, чем на домашнем обучении, ее брови лишь поползут еще выше.

– А тебе нравится твоя школа? – говорю я вместо этого, решив закидать ее банальностями.