– Я все время предупреждаю Сеймон насчет Розы, – говорит Лейлани. – Я предупреждала ее еще до того, как ты мне все рассказал. Я не сказала ей, что
– Тьфу. – Я живо представляю себе, как Роза говорит Сеймон: «Ты меня понимаешь», точно так же, как она говорит это мне.
– Майя теперь спит в моей комнате.
– Хорошо. Вы с Сеймон до сих пор не разговариваете? Майя опускает голову:
– Сеймон со мной не разговаривает. А Роза разговаривает. Но лучше бы она ко мне вообще не подходила.
– Никогда не оставайся с ней наедине. Сеймон не считается. Звони мне, если тебе покажется, что Роза может что‐то натворить. У тебя есть мой номер?
Майя кивает.
– Не могу поверить, что она хотела убить Сеймон, – говорит Лейлани. – Они подруги. Зачем ей ее убивать?
– Не думаю, что она этого хотела, – говорю я. – У нее в руке был инжектор. Со снятым колпачком.
– Значит, она
– Она не впала в ступор. Она смеялась.
Майя съеживается и от этого кажется совсем крошкой. – Я не думаю, что Роза собиралась ее убить. Я думаю, она с восторгом наблюдала за тем, как у Сеймон синело лицо. Ей хотелось узнать, что может произойти. Поэтому‐то она и заставила Сеймон съесть арахисовое масло. Я думаю, Сеймон на это согласилась, но Роза не хотела, чтобы она умерла.
– Роза может заставить ее сделать все что угодно, – говорит Лейлани.
– Она может заставить Сеймон поверить, что это была ее собственная идея.
Нам приносят еду. Мой большой завтрак и правда очень большой: на тарелке лежат четыре сосиски, ломтики бекона, яичница, грибы, лук. Я набрасываюсь на еду. Майя отрешенно крутит ложкой в миске с хлопьями, перемешивает ягоды с йогуртом, но ничего не ест.
– Ты правда думаешь, что она психопатка? – прожевав, спрашивает Лейлани.
Она спрашивает об этом уже во второй раз. Я все понимаю. Мы должны быть осторожны, нельзя вот так навешивать ярлыки. Но я живу с этим полжизни. Я уже давно уверен.
– И Дэвид тоже так думает.
– Что? Я думала, они тебе не верят.
– Я не был в курсе! После того, что случилось вчера, мы с Дэвидом поговорили. И он признался, что ему все известно про Розу. И что он тоже пытается следить за ней.
Лейлани изумленно смотрит на меня:
– Тогда почему они ничего не сказали нашим родителям?
– Салли все отрицает. – Я говорю эти слова и тут же понимаю, что в них нет никакого смысла. Почему Дэвид
– Что за бред! Сеймон могла умереть. Чертова Салли. Я вздрагиваю.
– Она… – начинаю я, но ничто из сказанного Дэвидом не объясняет, почему нам нельзя рассказывать о Розе. – По Розиному мнению, он боится, что ваши родители не захотят с ними работать.
– Я расскажу родителям все, что ты мне рассказал. Твоему отцу
– Вряд ли он станет это подтверждать. Они могут все потерять.
– Мне плевать.
– Расскажи своим родителям. Если хочешь, я пойду с тобой. Мне надоело об этом молчать. Секреты – зло. Я уже говорил тебе, что Роза намекала, что столкнет Со… Сид с лестницы?
Лейлани задирает брови.
– Не думаю, что Роза это сделает. Вряд ли бы у нее это вышло. Сид хорошо натренирована. Роза очень часто говорит подобные мерзости. Ей нравится меня доставать.
– Бесчувственность, – говорит Лейлани.
– Ты посмотрела тесты?
– Естественно. Я читала их, думая о Розе, и понимала, что каждый пункт в них – про нее.
– Бесчувственность, расторможенность, бесстрашие, харизма.
– У меня точно есть харизма. А вот бесстрашие бы мне не помешало, – говорит Лейлани. – Представь, что ты никогда не нервничаешь, тебя ничто не тревожит.
– Это обходится слишком дорого. – Я знаю, что Лейлани шутит, но ничего не могу с собой поделать. – Мы тревожимся
Майя вздрагивает. Она ничего не съела. Моя тарелка пуста.
– Роза не учится быть хорошей. Она учится лучше скрывать, что она плохая.
Лейлани еще ни разу не коснулась своего телефона. Хотя она
– Как ты с ней живешь? – спрашивает она. – Я бы сошла с ума, каждый миг ожидая, что она что‐нибудь выкинет. А ты уже десять лет это терпишь.