Бросаю телефон на пассажирское кресло и двумя руками крепко хватаюсь за руль. Начался дождь, и когда я выезжаю на Брикстон-роуд, машину немного ведет, земля становится скользкой от измороси позднего лета и пыли. Дворники машут из стороны в сторону, лишь на мгновение позволяя различить ближайший метр впереди сквозь дождь, который начинает лить как из ведра. Я съезжаю на полосу для общественного транспорта, тянусь за телефоном. С усилием нажимаю на кнопки, снова набирая номер Элли, и когда включается автоответчик, я оставляю сообщение, сказав то, что хотела сказать в первый раз.
– Элли, где тебя, черт возьми, носит? Это выглядит так, будто это я все устроила. Не смей вот так пропадать сейчас. – Со стуком швыряю телефон на кресло и выезжаю обратно на дорогу, чувствуя себя уже лучше.
Паркуюсь и бегу по дождю к «Старбаксу», расположенному совсем рядом со станцией метро. Заказываю эспрессо и сажусь у стойки этого переполненного людьми кафе, в котором пахнет теплой смесью корицы и ванили. Через запотевшие окна я со своего места наблюдаю за людьми, проходящими мимо. Цветочница, торговавшая напротив, спешит убрать вазы с нарциссами, тюльпанами и веточками гипсофилы. Люди снуют туда-сюда, всем нужно куда-то. Кто-то спешит зайти внутрь, спрятаться от дождя, нагруженный дорогими пакетами из бутиков, приносит с собой запах летнего дождя. Например, мать с ребенком в коляске. Кто-то помогает, освобождая им проход, отставляя стулья с их дороги. Но ребенок плачет, рыдает, как будто от боли. Смотрю на женщину, она покупает напиток и печенье для ребенка, которое он тут же разбивает о стол, крошки взмывают в воздух, словно конфетти на свадьбе. Женщина чуть ли не плачет, он совсем ее достал. Однако она поднимает его, укачивает на коленях. Так просто. Через пару минут он уже спит. Она перехватывает мой взгляд, неловко улыбается мне. Насколько это может быть трудно? Я отворачиваюсь и смотрю на свое покрытое капельками отражение на стекле, даже не уверена, что вообще понимаю, кто я.
Проходит час, и дождь сходит на нет. Постепенно народу в кафе становится все меньше, женщина с ребенком уходят одними из первых. Я пытаюсь улыбнуться, когда она идет к выходу, но момент для того, чтобы завязать дружбу, упущен и я возвращаюсь к своему отражению, чувствуя неловкость. Мне всегда было тяжело заводить друзей, поэтому, видимо, теперь мне не к кому обратиться. Предполагаю, я так никогда и не научилась вливаться в общество, вопреки всем усилиям тети Джемаймы.
Я еду домой, напоминая себе на каждом повороте, где именно он находится. Дом. Дом. Поверни налево к дому. Перед тем как выйти из машины, проверяю телефон, но ответа от Элли нет. Чтобы занять чем-то время, я звоню по номеру, оставленному мисс Эндикотт.
– Да, здравствуйте? – Она отвечает своим самым лучшим голосом для телефонных разговоров, тон смягчен ее шотландским акцентом. Голос звучит настолько иначе, что сначала я не уверена, что это она.
– Здравствуйте, мисс Эндикотт? Это миссис Джексон. – На том конце провода возникает замешательство, поскольку я продолжаю свой обман. – Мы встречались в школе пару недель назад. – Тишина, она думает, и я пытаюсь помочь ей вспомнить. – Я узнавала о возможности обучения своих детей.
– Ах, да, – произносит она медленно, словно части головоломки встают на свои места. – Я не была уверена, что вы мне перезвоните.
– Ваше сообщение показалось мне важным. Вы сказали, что есть информация, которую я должна знать. – Я не очень понимаю, почему я хожу вокруг да около. Я бы с радостью просто выложила все, сказала бы, что видела ее на похоронах, что на самом деле я – часть семьи, которая живет в «Матушке Горе», месте, которое совсем не продается. Но я помню, какой странной была реакция Элли, когда она увидела мисс Эндикотт в церкви, и поэтому я приклеилась к своей фальшивой маске, надела ее, как бронежилет.
– Да, я так говорила, миссис Джексон. Это насчет дома, о котором вы спрашивали во время своего приезда. Он теперь свободен, но, – и она останавливается, последний вздох перед тем, как она позволит себе упасть без страховки. – Думаю, мы обе знаем об этом. Я хотела предупредить вас заранее, что купить этот дом будет очень непросто.
– О, – говорю я, разыгрывая удивление, цепляясь за свою собственную ложь, хотя уверена, что она уже сама признала, что знает, кто я. – Что ж, я буду иметь в виду ваш совет. Жильцы съехали?
– Жильцы действительно съехали. В лучший мир. Еще есть дочь, но по слухам, она не унаследовала дом. – Последние слова она произносит шепотом, как будто это горячие новости, от непристойной сплетни у нее чешется язык, от ее слов точно исходит пар. Я слышу голоса и смех в отдалении и понимаю, что потеряла счет времени. Смотрю на часы, сегодня вторник.
– Простите, мисс Эндикотт, но вы сейчас на работе? Вероятно, вокруг люди, и вы не можете говорить?