Однажды Грейс отправилась в Стокгольм. Скандинавы питали к ней совершенно особую любовь. Перед самым отъездом она забежала ко мне поболтать, была голодна, а в самолете еду не подавали, и я предложила заказать несколько сандвичей в «Ритце». Но Грейс решила, что лучше сделать это в отеле «Принц Уэльский», где она остановилась. Моя секретарша была в отпуске, и я попросила девушку, ее заменявшую, позвонить туда. Прошло довольно много времени, но ничего не происходило, и Грейс забеспокоилась. Еще через четверть часа я сама пришла в раздражение и снова позвонила этой девушке: из-за чего задержка? «Дело вот в чем, – отрапортовала она тоном довольного попугая, – я попросила герцога Виндзора, но в парижской резиденции, на улице Фезандери, его не оказалось. Тогда я позвонила в Кап д’Антиб, в замок Круи, и мне сообщили, что его светлость играет в гольф, поэтому я не успела вовремя переслать сандвичи». Когда моя постоянная секретарша Ивонна узнала об этом, то умоляла сообщить всем, что не виновата в этом триумфе снобизма.
У Грейс, наверно, было предчувствие: в середине января, перед тем как отправиться в Данию, она остановилась в Париже и нанесла мне визит. Я была простужена и, зная, что она ни за что не приближается к больным, сообщила, что не могу ее принять, но она настаивала. Я ее приняла, но села в самом дальнем конце комнаты.
– Скиап, – сказала она, – вы должны заняться Вэлом, мне хотелось бы, чтобы вы о нем позаботились.
Насколько я знала, Вэл Перера, ее муж, не нуждался в особой заботе.
– Но почему, Грейс? – спросила я.
– Я вас прошу! Сделайте то, о чем я вас прошу, – позаботьтесь о Вэле, какие бы события ни произошли! – И покинула меня навсегда…
На следующий день, в два часа дня (воскресенье; как обычно, я проводила его в одиночестве), я слушала радио, передавали оперу «Луиза». В обычный час я села за стол пообедать с американским другом, и из посольства мне сообщили, что Грейс разбилась в авиационной катастрофе. Вэл в это время ехал из Канн в Париж. Что с ним делать? Вспомнив просьбу Грейс, я ответила: «Конечно, послать его ко мне!» На следующее утро я пошла его встречать на вокзал; он был в таком состоянии, что, пока находился в моем доме, я убирала из его комнаты снотворное. Похороны состоялись в американской церкви в Париже. Макартуры помогли упорядочить поток скорбящих, волну молодых женщин, пришедших отдать ей последние почести. Присутствовало большинство моих швей, которые работали над платьями Грейс. Мы с Вэлом перевезли на пароходе «Америка» останки этой певчей птички, которую любили на обоих континентах. Личных посланий от Вэла я не получила. Через год он снова женился: тому, кто привык жить в атмосфере дружбы и любви, трудно оставаться одиноким, поэтому познавшие в супружестве счастье часто быстро снова вступают в брак.
Глава 17
Парижская мирная конференция, состоявшаяся в 1946 году в здании сената, имела свое продолжение на Вандомской площади: нас часто посещали жены делегатов, и случалось, что во время показа коллекции я встречала в своем салоне госпожу Бирнс, жену государственного секретаря США, госпожу Ванденберг[156]
, и спокойную и улыбающуюся госпожу Кеффери, жену американского посла в Париже. Ее муж, г-н Кеффери, известный под прозвищем Осиная Талия, имел репутацию самого хорошо одетого мужчины того времени. По случаю Рождества я послала друзьям галстуки необыкновенных бледных расцветок – розовые, голубые, светло-желтые, – и посол оказался одним из тех редких мужчин, у кого хватило смелости их носить. Занимался спортом, каждое утро бегал вокруг посольских садов, и в дипломатических кругах очень забавлялись, когда он попросил меня сделать ему шорты розового цвета «шокинг». Популярность его объяснялась не только характером и ловкостью, но и гастрономическими познаниями.Однажды Жаннет Фланер, корреспондентка «Нью-Йоркер», сказала мне за завтраком: «Обязательно сходите завтра на заседание конференции! Представитель новой Италии Де Гаспери[157]
намерен свободно и искренне высказаться относительно условий договора, которые навязали его стране».Дня за два-три до этого кто-то прислал мне пропуск, держа его перед собой и показывая каждому полицейскому, я пришла к Люксембургскому дворцу и обнаружила, что пропуск был не того цвета. Действительно, для каждого дня заседаний выпустили пропуски разных цветов, и мой вместо розового оказался зеленым, или наоборот. После долгих переговоров мне разрешили подняться и найти секретаря, и, к счастью, им оказался Жан де ла Грандевиль, старый мой друг, знакомый по Вашингтону; он провел меня на трибуны. Большой амфитеатр, где заседал сенат, был набит делегатами всех национальностей, они слушали выступления через трансляционное устройство в переводе на все необходимые языки. Мне это показалось чудом, я совсем не разбиралась, как оно действует.