Моя шокирующая жизнь

Сначала я отправилась повидать свою маму, которая была уже очень стара, но чувства ее обострились, как никогда. Она стала более сговорчивой, более склонной говорить «да», чем «нет», читала газеты, обсуждала политику и принимала после обеда друзей. В начале войны она была отправлена фашистами на виллу в деревне и очень от этого страдала. Я заметила, что моя сестра каждый день ходила к мессе в шесть утра и вела существование одновременно сестры милосердия и отшельницы. Наконец я нашла многих своих друзей, которые жили, как и раньше, в тех же дворцах. Я ходила, ходила, так что под конец не могла уже выносить высоких каблуков на плохих мостовых. Я отправилась в Ватикан, где снова увидела швейцарских гвардейцев, чьи мундиры нарисованы самым великим художником, который когда-либо жил на свете, – Микеланджело. На этих черно-желтых с красным мундирах вышит девиз: «Через кровь и мрак – к свету».

Я посетила Квиринал, дворец короля, бывшего тогда в изгнании. Там в фильме о Калиостро снимался Орсон Уэллс[172]. Я им восхищалась – какой невероятный образ Юлия Цезаря он создал: играя эту роль, он сумел показать (тут нет следов постановки, только необыкновенное трагическое чувство) и римское величие, и могущество, и силу армии. Вспоминаю его сенсационную передачу по радио, когда он предупредил все американское население, что на Землю спускаются вооруженные до зубов жители Марса, чтобы начать войну[173].

Странное зрелище являют залы Квиринала, превращенные в киностудию для съемок Калиостро. В уголке спальни короля, где еще сохранилась мебель, я присела. Тусклый персонаж, имени которого я не знала, приблизился ко мне и прошептал: «Король умер!»

Так, Виктор Эммануил[174] умер, когда Орсон Уэллс играл Калиостро в его спальне, и на трон, уже обреченный, предстояло взойти Умберто.

Глава 18

А затем я отправилась в Нью-Йорк, чтобы посмотреть на свою первую внучку Марису. Гого уже снова ожидала ребенка[175].

Мариса ползала по полу и издавала странные звуки. Я остановилась в «Плазе» и вот, надев свое лучшее, новое и самое элегантное пальто, собиралась пересечь Пятую авеню и дойти до нужного дома. Был День святого Патрика.

Эльза Скиапарелли со своими внучками, 1949

Кто не видел Нью-Йорк в День святого Патрика, не знает Ирландию. В этот день Нью-Йорк предоставлен ирландцам, а поскольку они большей частью служат в полиции, атмосфера царит веселая и спокойная. Все собираются на Пятой авеню, и движение транспорта по ней полностью перекрыто. Группы, ассоциации, общества дефилируют бесконечным потоком под звуки фанфар, размахивая флажками. Перед каждой колонной двигается невообразимая фигура, которая, кажется, сошла со сцены «Фоли-Бержер» или из кордебалета Билли Роуза[176] и олицетворяет мечту полка, затерянного в захолустье. «Маленькие полковники» одеты в маскарадную военную форму: медвежья шапка и золоченые пуговицы на белой, красной, синей одежде, доходившей до бедер. Внизу соблазнительные женские округлости прикрыты шелковыми чулками, и все это принимает «военный» вид лишь благодаря ботинкам. А все вместе это напоминает венгерскую оперетту. Маршируют они как цирковые пони с крайне серьезным видом – целиком поглощены своей ролью, крутят в такт музыке длинными жезлами.

Все население Нью-Йорка в День святого Патрика одето в зеленое. Я перехожу Пятую авеню посреди толпы и все время задаю себе вопрос, почему на меня оборачиваются; начинаю неловко себя чувствовать. В этот момент один прохожий смотрит на меня и кричит:

– Вы что, с ума сошли?!

– Почему? – спрашиваю невинно. – Что я сделала плохого?

– Боже мой, да вы что – не знаете, что одеты в оранжевое?![177]

К счастью, я уже подходила к дому Гого, а когда возвращалась обратно, была уже одета во все черное.

Мариса Беренсон, внучка Эльзы Скиапарелли, 1972

Мариса Беренсон в фильме Боба Фосса «Кабаре», 1972

Мариса Беренсон в фильме Стэнли Кубрика «Барри Лондон»

Позже я рассказала эту историю во время приема в своем бутике Арту Бухвальду[178], и мне казалось, что раньше никогда его не встречала.

– А память у вас на лица, несомненно, столь же слабая, как на исторические факты, – попенял он. – Вы не припоминаете, что видели меня?

Откровенно говоря, не помнила; я знала только его блестящие хроники в «Геральд Трибюн», которые читала каждое утро, и благодаря своему юмору они помогали мне спокойнее воспринимать плохие новости на других страницах.

– Мне поручено доставить вам большой букет в отель «Пьер», – начал он. – Я был в то время беден и считал каждую копейку. Вы сами открыли мне дверь, и я увидел комнату, всю заставленную цветами, казалось, движешься по лабиринту из цветов. Вы дали мне на чай и вернули букет, сказав, чтобы я подарил его тому, кого люблю. Вот я и принес маме. Он был прекрасен и выглядел таким дорогим, что мама заподозрила неладное: где же это я такой раздобыл? А когда сказал, что мне отдала его мадам Скиапарелли, подозрения ее усилились.

«Обманщик!» – крикнула она и закатила мне пощечину.