Моя шоколадная беби

Они шли по узкой полоске пляжа, утопая по щиколотку в белом песке. Справа мирно плескалось Красное море, слева возвышались огромные пальмы – самые настоящие пальмы, которые в Египте на каждом углу, которые вечно зелёные, гордые, неприступные, и нереально большие. Было где-то плюс пятнадцать – нормальная температура для африканской зимы. На Сытове были шляпа и шорты, на Лике – шляпа и шорты, и на девочке – шортики и широкополая розовая панамка.

– Кит, хватит шляться по побережью, пойдём в отель, скоро обед.

– Пусть ребёнок подышит свежим воздухом. Пусть полюбуется на свою историческую родину.

– Пусть, – повторил ребёнок и уронил мороженое в песок.

– Что она видела в этой сырой, холодной Москве в этом своём вонючем детдоме?! – Сытов остановился и заглянул Лике в глаза, приподняв за края поля её шляпы.

– Что? – повторил ребёнок его вопрос, поднял из песка мороженое и начал снова его лизать.

– Кит, а с чего ты взял, что её родина здесь? Этого никто не знает – где её родина! – Лика забрала у девочки мороженое и, размахнувшись, бросила его в море. – Катенька, – сказала она, – будешь есть много сладкого, станешь толстой как папа. Пойдём в отель, мама тебе фрукты купила.

– Пойдём, – пожала плечами девочка, отцепила ручонку от Сытова и сунула её в Ликину руку.

Они пошли впереди, Сытов поплёлся сзади.

– Лика!

– Что?

– Что за кукла торчит из её рюкзачка? Я такую не покупал.

– Я сегодня утром купила ей на базаре.

– Это пятая кукла за день, а ведь нет ещё и двух часов дня!

– И что?! У ребёнка никогда не было кукол!

– Никогдя не было! – повторила девочка.

– Ребёнок не должен играть в одни только куклы! Он будет односторонне развит!

– Не будет! – крикнула Лика.

– Не будеть! – повторила девочка.

– Катенька, – Сытов перехватил ладошку девочки в свою руку и пошёл с ней вперёд, – пойдём в отель, папа тебе конструктор купил. Будешь возиться с одними куклами, станешь такой же тряпичницей как твоя мама!

Отель был пятизвёздочный, самый шикарный на побережье – «Шератон Мирамар». Сытов не поскупился, покупая этот тур в Египет. Он хотел, чтобы эта поездка запомнилась на всю жизнь. Как только закончилась вся кутерьма с удочерением, как только все бумаги были подписаны, документы оформлены, и они с Ликой, взявшись за руки и затаив дыхание, пришли в детский дом и навсегда забрали темнокожую, кудрявую Катьку, он помчался в турагентство и купил этот тур.

– Девочка должна освоиться, привыкнуть к вам, нельзя её сразу тащить в путешествие! – сказала воспитательница детского дома, узнав о планах Сытовых.

– Вот и освоится, – сказал Сытов, хватая маленькую Катьку на руки.

– Вот и привыкнет, – добавила Лика, надевая на Катьку невиданной красоты меховую шапку.

– Воть и привыкнеть, – повторила Катька. Она всегда за ними всё повторяла, выражая полное с ними во всём согласие.

Через неделю они были уже в Египте.

– Хорошие девочки к обеду переодеваются, – сказала Лика в номере и вытряхнула из шкафа на кровать с десяток разноцветных маленьких платьиц.

– Кит, хорошие девочки переодеваются? – уточнила Катька у Сытова.

– В общем-то да, – кивнул Сытов, и тоже зашёл в гардеробную, чтобы переодеться.

– В общем-то да, – повторила Катька и стянула с себя шортики.

– И вообще, какой я тебе Кит? – крикнул Сытов из своего отделения. – Не Кит, а папа. Па-па! Повтори.

– Неть, Кит! – первый раз не захотела повторить Катька.

– Ну хоть папа Кит, лодно?

– Если папа, значит – Карло. Неть! Или папа Карло или Кит!

Лика громко захохотала. За ней так же громко захохотала Катька.

Сытов вышел из гардеробной. Катька была в розовом платье с оборками, бантиками, рюшками, бусинками… У Сытова в глазах зарябило от Катькиного платья. На Лике был брючный костюм цвета топлёного молока, она была причёсана, накрашена, будто не тащилась за ним десять минут назад по пляжу раскрасневшаяся и запыхавшаяся. В ушах у неё…

– Лика! Что у тебя в ушах?!

– А что, плохо? Тебе не нравится? Вызывающе?

– Лика, эти серёжки… Они как кольцо у Катьки! Золотые ящерицы с бриллиантами в зубах… Ты что… откуда?

– Кит, я забыла тебе рассказать. Перед отъездом мне позвонила Катерина Ивановна и позвала меня в одно из своих кафе. Мы посидели, поболтали немножко. Выпили кофе, закусили пирожными. Да, а что в этом такого? Я сказала ей, что мы хотим усыновить девочку.

– Удочерить. Ну зачем ты ей это сказала?! Это очень личное, это наше.

– Нет, Кит, я не сказала какую девочку! Просто девочку, потому что я… ну, мне поздновато рожать. Тогда Катерина Ивановна вытащила из ушей эти серёжки и сказала, пусть у вас будут фамильные драгоценности. От матери к дочери, ну и так далее… Что, плохо? Это очень дорогие, старинные серёжки.

– Старинные, – повторила Катька.

Сытов тяжело вздохнул.

– Слушай, а этот галстук к этой рубашке не очень яркий? – спросил он.

– Пойдём, папа Карло, – засмеялась Лика и потянула его из номера. – Есть хочется, сил нет.

– Лика, а кто сказал, что тебе поздновато рожать? – закрывая дверь, спросил Сытов.

– Кто? – задрала голову Катька.

– Ой, да идите вы! – захихикала Лика.