Могилу он отыскал с трудом: она заросла травой, крест провалился, перекосился, так как земля просела, и некому было этой проблемой заняться. Сытов подумал, что обязательно закажет роскошный памятник, может быть, даже построит часовенку. А пока он нарвал в лесу каких-то цветочков – жёлтых, синих, пронзительно оранжевых (про них Катька говорила «огоньки») и закидал ими то место, где была могила.
К избушке он подъехал по бездорожью со стороны поля, не заезжая в деревню, чтобы не вызывать излишнего любопытства местных жителей.
Замок был сбит, дверь открыта. Это не очень удивило Сытова. Прошло столько лет, а он ни разу не приезжал сюда. Наверняка в деревне есть свои бомжи. Несмотря на то, что солнце палило во всю, в избушке было прохладно. Наверное, потому что ставни были закрыты. Сытов со стороны сеней открыл одно окно, с трудом отодрав заржавевшие крючки. Лишившись поддержки, створки ставен перекосились, и Сытов так и оставил их висеть набекрень. Наглый дневной свет залил убогое нутро избушки. Сытов сделал шаг в комнату, присвистнул и замер.
Возле старой продавленной кровати валялись окровавленные бинты. На покосившемся некрашеном столике были вперемешку навалены лекарства, бинты и продукты: соки, хлеб, ещё какие-то пачки и пакеты. Там же стояли две оплавленный свечки и ржавый ковшик с несвежей водой на дне. В воздухе витал дух болезни, страдания, внезапного бегства и… любви на скорую руку. Грязные простыни, подушка и ветхое одеяло были так сбиты, как в одиночку их не собьёшь. Для этого нужна страсть и немножко безумия.
«Ну и вертеп», – усмехнулся про себя Сытов.
Листочек с рисунком, висевший над старой кроватью, исчез.
– Ну и вертеп, – повторил Сытов, на этот раз уже вслух.
На полу лежали какие-то «корочки». Сытов поднял и раскрыл красную книжицу. Это было удостоверение младшего лейтенанта милиции Белова Максима Викторовича. С фотографии смотрел чернявый молодой парень.
Сытов сунул удостоверение в карман. Приедет в Москву, сдаст в милицию. Пусть растяпа Белов получит свои документы назад. Нужно спешить делать добрые дела, ведь нет такого греха, который нельзя было бы искупить. Он вышел на улицу и, щурясь от яркого солнца, стал обходить покосившийся дом.
…Старая бочка с дождевой водой стояла странно криво на странно взрыхлённой земле. Сытов голову мог дать на отсечение – здесь кто-то недавно копал. Вот место, куда землю бросали, а потом перекидали обратно. Рядом валялись две сломанные лопаты. Сытов свалил бочку набок, откатил в сторону, и начал копать ржавым обрубком лопаты.
Когда он наткнулся на череп, он даже не испугался и ничуть не удивился. В черепе была дырка – от пулевого, и это тоже почему-то показалось ему неудивительным. Там были и другие косточки, а ещё металлический ящик – пустой, со сбитым замком. Сытов расхохотался, схватился за голову и сам себе сказал: «Идиот!»
Кто-то его обскакал. Недавно, на днях, судя по свежей земле. Клад всё-таки был. Сытов быстренько закопал находки, перекатил обратно старую бочку и водрузил её памятником на «могилку».
Мысли метались как зайцы: серые вперемешку с белыми.
Нужно забыть про эту историю, слишком много несчастий она принесла. Кто-то завладел его кладом, и пусть. Не надо пытаться вернуть сокровища. Жил без них, проживёт и дальше!
Непременно нужно найти этого милицейского хмыря – Белова Максима Викторовича. Сытов найдёт способ надавить на него и заполучить то, что принадлежит ему по праву.
Чьи это кости? Фу, какая грязная эта история. Бабка была непростая. Убийца?! Бред.
Нужно плюнуть на всё это. Нет, сначала обязательно найти ублюдка младшего лейтенанта.
Сытов подошёл к старому дереву. Клён это или осина?.. Баба Шура всегда говорила, что это дерево должно умереть вместе с ней.
– Здорово, дружище, – Сытов похлопал по сухому шершавому стволу. – Засох? Засох. И правильно сделал. Жизнь – не такая уж прекрасная штука.