Моя сто девяностая школа

– Но ты очень подходишь, – заявил Навяжский. – У тебя и рост годящийся, и голос серьезный.

Уговорили.

– А кто же бабушка?

– Мне кажется, что бабушку может сыграть Нюра Безрукова, – сказал Старицкий.

– Какая же я бабушка?! – возмутилась Нюра. – Сам ты бабушка!

– Очень хорошо, – сказал Старицкий, – я с удовольствием сыграю бабушку.

– Какая же ты бабушка?! – закричал Штейдинг. – У тебя же мужской голос.

– У моей бабушки тоже мужской голос, – сказал Павка.

– Попробуем, – согласилась Любовь Аркадьевна. – А кто же будет у нас Волком?

– Было бы хорошо, если бы эту роль сыграл наш директор Александр Августович, – сказал Старицкий.

– Ты с ума сошел, Старицкий! – аж вскрикнула Любовь Аркадьевна. – Не можешь обойтись без своих неуместных шуток…

– Могу, – сказал Павка. – Пусть тогда Волка играет Поляков. У него волчий аппетит, он умеет щелкать зубами, и вообще он очень похож на волка.

– Чем это я похож? – возмутился я. – Что я – серый? Может быть, у меня есть морда? Может быть, я вою?

– Воешь, воешь, – сказал Павка. – Вспомни, как ты позавчера выл, когда получил "неуд" по математике.

– Перестань, Старицкий. Зачем обижать своих товарищей? – сказала Любовь Аркадьевна. – Поляков будет играть Волка, потому что это нужно для дела.

– Для дела я согласен, – сказал я.

– Ну, а в роли охотников выступят Навяжский и Гурьев.

Каждый вечер по два часа мы репетировали. И наконец состоялся спектакль. В актовом зале большую часть мест занимали ученики младших классов, на остальных местах сидели родители и родственники, учителя и незанятые в спектакле наши одноклассники.

Увертюру на рояле сыграла ученица младшего класса Ася Барон при участии Володьки Петухова (барабан).

Открылся занавес. Сцена изображала комнату мамы.

– Доченька, – сказала Ира, изображавшая мать в платье своей матери и в высокой (под взрослую) прическе, – пойди навести нашу бабусю. У нее скарлатина, и она одна в доме. Снеси ей пирог, который я испекла для нее.

– А где пирог? – спросила Аня (ей очень шла сшитая специально для спектакля красная шапочка).

– Действительно, где пирог? – спросила Ира.

Для спектакля Ирина мама испекла самый настоящий пирог с повидлом.

Красная Шапочка и ее мать обыскали всю сцену, но пирога не нашли.

– Без пирога играть я не буду, – оказала Аня.

И тут из-за кулис прозвучал громкий голос Штейдинга, который был у нас машинистом сцены и стоял у занавеса:

– Павлушка, негодяй, съел пирог.

В зрительном зале раздался смех.

– Тогда навести бабулю, – сказала Ира, – и скажи ей, что пирог я пришлю ей завтра. Будешь идти по лесу, будь осторожна. Не попадись навстречу Волку.

– Не беспокойся, мамочка, я буду осторожна, – сказала Аня.

Штейдинг опустил занавес, и оркестр исполнил музыкальную интермедию. Атмосфера нагнеталась. Громыхал барабан, и жалобно пел рояль. Тучи сгущались.

Открылся занавес. Сцена изображала лес. Это мы привезли несколько березок и одну елку и укрепили их в ведрах. Аня шла по лесу и пела свою песенку:

Я иду к своей бабусе,

Я иду, ничуть не труся.

Страшным лесом я иду,

На свою да на беду.

Стихи написал Бродский, он у нас считался поэтом.

Аня пела, а я в волчьей маске стоял за кулисой и смотрел на Аню. Я был по-прежнему в нее влюблен и не мог отвести от нее взгляда.

– Поляков, на выход! – шептала Любовь Аркадьевна. Но я ничего не слышал.

Тогда Павка что есть силы толкнул меня в спину, и я пробкой вылетел на сцену.

– Ай! – вскрикнула Аня.

– Здравствуй, Красная Шапочка, – сказал я и забыл все свои слова. Я стоял и смотрел на Аню.

– Вы, кажется, хотели спросить, куда я иду? – сказала Аня.

– Да, – сказал я – Хотел.. Очень хотел… спросить…

– Вы хотели спросить, не иду ли я к своей бабушке?

– Да, я хотел спросить, не идете ли вы к своей бабушке, – повторил я, пытаясь вспомнить дальнейший текст, но все вылетело из головы.

– А я иду к своей бабушке, – (сказала Аня, – она очень больна, и я иду ее навестить.

Я мучительно вспоминал свою роль, но это было бесполезно. Мы стояли на сцене и молчали. И тогда Аня сказала:

– Вы, кажется, хотели спросить, а где живет моя бабушка?

– Да! – радостно сказал я. – Я как раз хотел спросить: а где живет ваша бабушка?

– За лесом, в маленьком голубом домике, – сказала Аня. – Простите, я спешу.

И убежала.

И тогда я вспомнил вce слова и закричал:

– Я опережу ее! Она пошла по тропинке, а я прямиком сквозь чащу! Что-то у меня чешутся зубы!..

Я сделал немыслимый прыжок и умчался.

Опять Штейдинг опустил занавес, и опять оркестр заиграл музыку, в которой еще больше нарастала тревога.

Занавес открылся. Комната бабушки. В кровати лежит Павка Старицкий в очках и в чепце.

– Что-то у меня плохо с сердцем, – сказал он. – Надо принять микстуру.

Он взял с тумбочки, стоявшей у кровати, литровую бутылку c чаем и выпил ее всю под аплодисменты зала.

В этот момент вошел я – Волк.

– Здравствуйте, бабуся, – оказал я.

– Ой! Ой! Волк! Волк! – закричал Павка и выскочил из постели.

Любовь Аркадьевна запретила ему выскакивать и велела лежать под одеялом, но он не мог не показаться всем в ночной рубашке своей мамы, или, как он говорил, "в роскошном пеньюаре".