Моя сто девяностая школа

Павел поднялся и пытался улыбнуться, но у него из этого ничего не вышло. Он стоял и дрожал. А медведь с удивлением смотрел на него, а потом вдруг как рявкнет, и Павел опять упал на землю. Тут подошли еще два медведя и стали смотреть на Павла. Тогда служитель сказал им:

– А ну, пошли отсюда! – И все медведи разошлись кто куда.

Служитель взял Павла за руку и вывел через внутреннее помещение из вольера.

Павел появился возле нас сияющий, улыбающийся и гордый.

– И ничуть я не испугался, – сказал он. – Медведи как медведи. Очень спокойные и дисциплинированные.

А лежал я нарочно, чтобы они не видели моего лица и думали, что я тоже медведь.

Любовь Аркадьевна была бледная, у нее дрожали руки, и она даже не могла говорить. Но все-таки заговорила:

– Что бы я сказала твоим родителям? Что я повела детей в Зоопарк и там вашего сына загрыз медведь?

– Он бы меня не загрыз, – оказал Павел. – Он сам меня испугался. И вообще, еще минута – и, если бы не пришел сторож, я бы его загнал в клетку.

– А ну, герой, вставай в пару, – сказала Любовь Аркадьевна. – Пошли в школу. Больше смотреть зверей не будем, впечатлений более чем достаточно.

Мы шли в глубоком молчании. Я шел в паре со Старицким.

– Знаешь что? – сказал он щепотом мне. – Тебе я могу сказать правду: наверно, я совсем не герой, потому что я вообще думал, что я умер. Представляешь себе, если бы этот медведь меня кусанул! Видел, какие у него зубиши? Меня бы ему на один зуб хватило.

Но ты никому не рассказывай.

УРОК НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Наша гимназия больше не называется гимназией, она теперь сто девяностая единая трудовая школа.

Собственно, ничего не изменилось, все осталось, как было, но на здании у дверей повесили доску с числом "190" и в учительской перестал появляться батюшка – преподаватель закона божьего. И еще вскоре отменили буквы ять, и с точкой, фиту и твердый знак.

Особенно нас всех обрадовала отмена ятя и фиты.

И еще у нас вместо директора Владимира Кирилловича появился заведующий школой Александр Августович. Директора мы видели не часто. Он больше сидел у себя в кабинете и вызывал нас к себе, а заведующий все время сновал по школе и появлялся во всех классах. С ним было как-то проще.

Мы учились писать, решали задачи о поезде, шедшем из города А в город Б, узнавали о том, что есть юг, север, восток, запад, что цветок состоит из лепестков, венчика, тычинок и пестика, пели хором на уроке пения "Аи на горе мы пиво варили", приседали на уроках физкультуры и учили наизусть стихотворение Лермонтова "Белеет парус".

Рядом с нашим классом помещался первый класс, в котором учился стройный и, как мне казалось, очень красивый мальчик – Женя Россельс. Этот Женя был главнокомандующий первого класса. Он предводительствовал в войнах, которые первый класс вел с соседними.

Как происходили эти войны? Мальчики первого класса с дикими криками врывались на перемене в соседний класс, выбрасывали всех, кто находился в это время в классе, занимали все парты, водружали на шкафу свое знамя, на котором был нарисован череп, и никого не впускали в класс до звонка, из;вещавшего о конце перемены. Бывали жаркие драки. Многие ходили в синяках и царапинах. В боях особенно отличался лихой драчун, умевший точно рассчитать свой удар, мальчик Сережа Соболев. Он первым кидался на "врага", бесстрашно скакал через парты и не боялся испачкать свой костюм мелом и даже чернилами.

Во время одного такого боя, когда воины Россельса ворвались в наш класс, я остался сидеть на своей парте. На меня накинулся Сережа Соболев. Я встал и поднял вверх руки.

– Я сдаюсь! – сказал я. – Я хочу воевать вместе с вами, под командованием Жени Россельса.

Соболев подозвал Женю, и Женя сказал:

– Хорошо, мы берем тебя в свою армию, но ты будешь воевать с нами против своего класса.

– Согласен! – ответил я, счастливый оттого, что со мной говорит сам Россельс.

Прозвучал звонок. Россельсовцы убежали из класса, а я стоял за своей партой и сиял от радости.

– Предатель! – сказал Ермоша Штейдинг. – Продал нас за улыбку Россельса. Наплевал на честь класса, трус и подлюга! После уроков на площадке за школой будем тебя судить. Попробуй не прийти.

В класс вошла Елизавета Петровна. Была письменная работа по арифметике. У меня в глазах мелькали какие-то цифры, плюсы и минусы, но я ничего не соображал. Я не решил ни одной задачи. Я думал – зачем я сдался? Зачем я обещал Россельсу перейти к ним? Неужели меня так пленили прилизанный Женькин пробор и его сладенькая улыбка? Или я это сделал, потому что старший класс сильнее? Или еще почему?

И еще я думал, что скажет мой отец, узнав, что его сын предатель? Мой папа врач, но он был на фронте, и он не перенесет, что его сын предал своих товарищей. А узнает он обязательно. Папа почему-то всегда все узнает.

Кончился последний урок, но все мальчики задержались в классе.

– Пошли? – сказал Штейдинг.

– Я никуда не убегаю, – сказал я.

Штейдинг и Светлов взяли меня под руки, и все пошли на площадку старого разрушенного дома за школой. Там все мальчики встали вокруг меня.

В центр круга вышел Леня Селиванов и сказал: