Читаем Моя столь длинная дорога полностью

Не могу вспоминать о «Наследниках будущего», не возвращаясь мысленно в наш дом на реке Луарэ. Там, во время моих одиноких прогулок по окрестностям, явился мне образ Клима, пишущего свой дневник в каморке под лестницей господского дома. Множество разных деталей, включенных потом в повествование, пришли мне в голову, когда я шагал, подставив лицо ветру, по тропинкам, проложенным через поле и исчезающим в зарослях. Но не подумайте, что это сельское пристанище было для меня неким парником для выращивания литературных произведений. Дружба, развлечения, смех наполняют нашу жизнь.

Мы живем в большом доме, дом поменьше занимают дети. Мы ходим друг к другу то завтракать, то обедать, поддерживая конкуренцию между двумя кухнями. Каждая хозяйка старается удивить гостей каким-нибудь новым блюдом. Очень долго навязчивой идеей Гит было научиться печь русские блины по рецепту, который ей дала моя мать, или гречишные блинчики по рецепту, который ей удалось выманить у старой коррезской крестьянки. Но почему-то всегда у блинов был вкус американских pancake,[33] а у гречишных блинчиков привкус папье-маше. Несомненно, хранительницы кулинарных рецептов, скрепя сердце выдавая свои секреты, утаили некие тонкости в приготовлении этих блюд.

Часто я и мой зять Дон совершаем далекие прогулки на велосипедах. Он американец, и сначала я заставлял себя говорить с ним по-английски, дабы освежить познания в этом языке, приобретенные еще в лицее. Но с трудом подыскивать слова, с трудом крутя педали, – это уж слишком, и вот мы, катя рядом, переходим на французский, и уже я поправляю его ошибки. Меня интересует и удивляет его точка зрения, потому что, хотя он живет во Франции, он видит ее как бы со стороны. Кроме того, я расспрашиваю его о Соединенных Штатах. Я пытаюсь, слушая его, проникнуть в психологию этого народа, великодушного и наивного, от каждой перемены настроения которого содрогается планета. Нередко к нам присоединяются друзья наших детей, и тогда по дороге тянется вереница велосипедов. Я стараюсь не отставать, потею, тяжело дышу, в такие минуты мне представляется более важным благополучно преодолеть подъем, нежели удачно закончить главу. Есть и еще одно спортивное развлечение – пинг-понг. Тут я убеждаю себя, что мой глаз по-прежнему точен, а движения быстры, но к концу партии ноги у меня подгибаются.

Решительно я не в форме, и молодежь берет верх надо мной. Непонятно почему я испытываю прилив нежности. Однако я не всегда узнаю себя в них. Мой сын Жан-Даниэль, например, – полная моя противоположность. В будничной жизни он прагматик, а я – мечтатель, у него искусные руки, у меня – неумелые, он одержим механикой и электричеством, я – литературой, он – оптимист, а меня вечно гложет беспокойство. Он воспитывался вдали от меня, но стал членом нашей семьи. Любопытно, что некоторыми чертами характера он больше похож на Гит, а у Минуш больше общего со мной. Вот вам и опровержение законов наследственности! Случается, друзья помогают нам ухаживать за садом. Мишель Моруа, наверное, помнит, как потратила полдня, стараясь, сидя на корточках, воткнуть слабые росточки в щели между камнями. Что же до художника Андре Бронекера, то он, устроившись на террасе, курит сигарету за сигаретой и, окутанный табачным дымом, не устает восхищаться чистотой деревенского воздуха. Я ценю поэтичность его живописи и живость беседы. Великий любитель фильмов и романов, он, как и я, живет напряженной работой воображения. Нередко я обсуждаю с ним мои литературные проекты. Он даже меня вдохновил: стал прототипом персонажа в одном из моих романов.

По соседству с нами живет еще один художник. Он – мудр: никогда не покидает свое сельское пристанище. Я с равным удовольствием слушаю, как он восхищается пейзажами вдоль берегов Луарэ, как рассказывает о работе над картиной или о студенческих годах. Он побуждает меня взяться за кисти, но я колеблюсь. Напротив, я бы хотел, чтобы Гит серьезно занялась скульптурой. Она не училась этому искусству, но интуитивно умеет передать сходство и вдохнуть жизнь в свои фигуры, не прибегая к уловкам ремесла. Мне нравится следить за ее легкими точными движениями, когда она с резцом в руке передает игру света и тени на поверхности глины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские биографии

Николай II
Николай II

Последний российский император Николай Второй – одна из самых трагических и противоречивых фигур XX века. Прозванный «кровавым» за жесточайший разгон мирной демонстрации – Кровавое воскресенье, слабый царь, проигравший Русско-японскую войну и втянувший Россию в Первую мировую, практически без борьбы отдавший власть революционерам, – и в то же время православный великомученик, варварски убитый большевиками вместе с семейством, нежный муж и отец, просвещенный и прогрессивный монарх, всю жизнь страдавший от того, что неумолимая воля обстоятельств и исторической предопределенности ведет его страну к бездне. Известный французский писатель и историк Анри Труайя представляет читателю искреннее, наполненное документальными подробностями повествование о судьбе последнего русского императора.

Анри Труайя

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное