Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай Ламы XIV

Почему китайцы сделали это? Они разрушили Норбулинку, полагая, что я еще нахожусь там. Поэтому они, очевидно, более не беспокоились о том, убивать меня или нет. После того, как они обнаружили, что меня там не было, ни живого, ни мертвого, они продолжили обстрел города и монастырей. То есть они вполне сознательно убили несколько тысяч тибетцев, которые были вооружены только палками и ножами и несколь-ими орудиями небольшого радиуса действия и которые ничего не могли сделать и как-то защитить себя против артиллерии или как-то физически повредить китайской армии.

Когда мы услышали эти ужасающие новости, мы поняли, что для этих деяний мог быть только один резон. Наш народ - не богатые или правящие классы, - а простые обычные люди - в конце концов, после восьми лет, прошедших с китайского вторжения, убедил китайцев, что никогда по своей воле не примет чужеземное господство. Поэтому теперь китайцы попытались устрашить его безжалостным убийством, чтобы это правление он принял против своей воли.

И сейчас, имея возможность спокойно об этом вспоминать, я понимаю, что с этого момента у меня не было иного выбора, кроме оставления страны. Я больше ничего не мог сделать для своего народа. Если бы я оставался, китайцы в конце концов, несомненно, захватили бы меня. Все, что мне оставалось делать, - это идти в Индию и просить индийское правительство о политическом убежище. И посвятить себя тому, чтобы сохранять надежду живой для моего народа. Но эта мысль была настолько для меня тяжелой, что я все еще не мог решиться ее принять. Поэтому мы двигались по направлению к Лхунцзе Дзонгу все еще с надеждой, которая лишь постепенно умирала, с надеждой, что мы сможем разместить там свое правительство.

Глава двенадцатая В эмиграции

Итак, мы двигались, и наше путешествие стало еще печальнее. Я был молод и силен, но некоторые из моих старших компаньонов начали чувствовать последствия долгого путешествия, которое мы предприняли столь поспешно и большая часть которого все еще была впереди. Но до того, как мы оставили Чонге, у меня возник самый благоприятный случай встретиться еще с несколькими лидерами кхампа и поговорить с ними искренне.

Несмотря на свои верования, я в большой степени восхищался их мужественностью и решительностью продолжать мрачную битву, которую они начали за нашу свободу, культуру и религию. Я благодарил их за силу и храбрость, а также, уже лично, за ту защиту, которую они мне предоставили. Я попросил их не обижаться на государственные прокламации, в которых их называли "реакционерами и бандитами", и объяснил им в точности, как китайцы диктовали тексты этих деклараций и почему мы вынуждены были издавать их.

В то время я не мог им честно советовать избегать насилия. Для того, чтобы сражаться, они пожертвовали своими домами и всеми удобствами и преимуществами мирной жизни. Теперь они не видели иной альтернативы, кроме продолжения борьбы, и мне нечего было им предложить. Я вынужден был ограничиться тем, чтобы попросить их не использовать насилие более, чем необходимо для защиты их позиций в горах. И я смог предупредить их, что мы имеем сообщение из Лхасы, что китайцы намереваются атаковать ту часть гор, где были их лагеря. Поэтому, как только они смогут оставить меня, им стоило бы вернуться для того, чтобы защищать свои лагеря.

Множество монахов и светских чиновников также ждали меня там, но мы вынуждены были сократить время, потому что оставалась опасность, что китайцы обойдут нас по другому пути и отрежут от Индии до того, как мы подойдем достаточно близко к границе.

Следующую неделю мы пробирались через самое сердце высоких гор. Каждый день этой недели мы должны были пересечь какой-либо перевал. Снег таял в долинах и на низких перевалах, и путь часто оказывался скользким и грязным, но иногда дорога выводила нас к высотам выше 19 тыс. футов, где все еще были снег и лед. Маршрут этот был создан древними торговыми караванами, и его переходы были трудными и долгими для людей, которые больше привыкли к удобной жизни в Лхасе. Первую ночь после Чонге мы остановились в монастыре, одним из почетных лам которого был мой старший учитель. Следующий день мы должны были пересечь Ярто Таг-ла, особенно высокий и крутой и трудный перевал. Некоторые пони не смогли взобраться по дороге и поэтому я и большинство других членов нашей партии вынуждены были сойти и вести их в поводу.

Но на вершине, к нашему удивлению, мы обнаружили плодородное плато, где паслись яки и было озеро, покрытое тонким льдом, с очень высокими снежными горами на севере. В эту ночь, после 11 часов трудной езды и восхождения, мы, будучи очень усталыми и потертыми нашими седлами, достигли местечка, именуемого Э-Чхудхогьянг. Это место очень хорошо известно в Тибете и о нем существует пословица: "Лучше родиться животным в месте, где есть трава и вода, чем человеком в Э-Чхудхогьянге".