Моя судьба

Про поселок вегетарианцев и натуропатов, где действует еще и прекрасный родильный дом, я узнала от одного из своих бизнес-знакомых, Аркадия Аркадьевича Шевчука. Честно говоря, настоящего бизнеса Аркадий Аркадьевич со мной никогда не вел. Как, думаю, не вел он бизнеса и ни с кем другим. Нас познакомил один банкир на какой-то дурацкой презентации еще в «старые компьютерные времена». Что там тогда презентовали, я, убей бог, не помню. Однако с тех пор мы с господином Шевчуком время от времени общались. Он немало развлекал меня своими весьма специфическими, но забавными манерами, а кроме того, некоторое время укреплял мой оптимистический взгляд на окружающую действительность. Очевидно, успокаивала я себя, в тяжелые времена никто не помрет в Москве от голода и холода, пока у «деловых людей» типа Аркадия Аркадьевича есть крыша над головой и кусок хлеба во рту. Правда, через некоторое время после нашего знакомства я узнала, что истинным источником его материального благополучия была дача в Переделкине. Огромный кирпичный особняк, стоящий на участке площадью семьдесят соток, построил еще дед-композитор, лауреат Сталинской премии. Дом этот у Аркадия Аркадьевича снимало какое-то иностранное представительство, и арендная плата вполне обеспечивала ему, мягко говоря, сносное существование. Но ему почему-то было неловко ощущать себя рантье, и он регулярно обращался ко мне и к другим знакомым с бизнес-предложениями. Они всегда оказывались в итоге бессмысленными и бессодержательными, и, что особенно любопытно, в их ценность он и сам не верил ни на грош. Аркадия Аркадьевича, как я уже давно поняла, устраивал только такой бизнес, который не требовал от него никаких усилий — чтобы ему лично ничего не делать, никуда не ходить и никого не принимать у себя. Единственное усилие, на которое господин Шевчук мог согласиться, — самостоятельно открыть дверь посыльному и забрать у него деньги в конвертике. Разумеется, приносить деньги следовало не рано утром, не поздно вечером и не в то время, когда Аркадий Аркадьевич пребывает на отдыхе. А на отдыхе Аркадий Аркадьевич находился как минимум десять месяцев в году. В этом-то он знал толк! И я решила сделать то, что до меня не удавалось, думаю, никому — использовать Аркадия Аркадьевича с пользой для себя, причем по истинному его назначению. Как-то я услышала о том, что его двоюродная сестра, состоящая в браке с английским журналистом, донашивала и рожала младенца в каком-то райском местечке в Таиланде. Там же она и вскармливала это счастливое дитя первые несколько месяцев.

И после очередного визита к гинекологу, подтвердившему, что все в полном порядке и беременность развивается по плану, я позвонила господину Шевчуку и спросила, не хочет ли он заглянуть при случае ко мне в офис на чашечку кофе.

— Кофе я теперь не пью! — ответил мне в трубку вальяжный баритон. — Берегу здоровье! Годы, дорогая моя, годы! Необходимо помнить о них! Перешел, знаете ли, на японский чай. Я как раз рядом, и у меня есть с собой упаковочка — специально для вас. И именно о вас и о фирме вашей славной я сейчас думал. Ведь знаю, что ваша компания в чае — корифей, можно сказать. Так что если не побрезгуете отпить, то ваш секретарь сможет его заварить для нас. В соответствии с моими инструкциями, разумеется.

— Я вас жду, Аркадий Аркадьевич! — ответила я и попросила секретаршу Иру поставить чайник.

Господин Шевчук явился буквально через десять минут. Как всегда, одет он был чрезвычайно импозантно: в роскошный светло-кремовый костюм от Армани, на голове красовался колониальный английский шлем, головной убор, весьма нетипичный для окрестностей Курского вокзала, где находился мой офис. Освободив подбородок от кожаного ремешка, он снял шлем и церемонно поклонился.

— Приобрел тут, знаете ли, автомобиль. По случаю, можно сказать. У неких знакомых приобрел. Хорошая вроде бы колымажка, но без нормальной крыши. — Он махнул рукой в направлении окна.

Я выглянула на улицу и увидела небрежно припаркованный поперек тротуара «Порше»-кабриолет.

— Дешево купил, надо сказать, — задумчиво продолжил мой визитер. — Относительно, разумеется, дешево! — хихикнул он. — Но, знаете, под съемной крышей ездить вовсе не так приятно, как можно было бы ожидать! Тряпочка какая-то неуютная. Как ни крути, тот же брезент. Не то, не то! Ну а если ехать в открытом, так сказать, положении, так вообще ужас! Тут у нас не Монако, я извиняюсь, не Канн! Тут не бризом средиземноморским, а холодным отечественным воздухом дует! И дует, знаете ли… прямо в голову! То есть в рабочий, сами понимаете, орган дует! — Для большей убедительности он похлопал ладонью по шевелюре, чуть-чуть обрызганной благородным серебром ранней седины. — Там внутри — мозг! — он улыбнулся своему остроумию.

Затем Аркадий Аркадьевич пригладил слегка встревоженную прическу и костяшками пальцев той же руки гулко постучал по пробковому шлему.

— Вот шапочка меня и выручает. Из тропиков как сувенир привез, а оказалось к месту! — Он бережно протянул «шапочку» Ирине, чтобы та пристроила ее на вешалке.