Читаем Моя сумасшедшая полностью

Среди многих неудобств наркоматского дома было и то, что водогрейные колонки топились по-старому, дровами, тогда как повсюду на кухни уже был подведен новомодный газ. Поэтому посещение ванной превращалось в целый ритуал.

— Я подожду, — он отодвинул штору и приоткрыл окно, впуская воздух. Раиса еще была здесь, и Вячеслав Карлович вдруг спросил: — Так в котором часу, говоришь, ушла Юлия Дмитриевна?

— В начале первого. Я как раз с рынка прибежала. Зелень там, то-се… Что-нибудь не так? — в голосе девушки прозвучала растерянность.

— Занимайся делом, — сказал он. — К тебе претензий нет.

Как только домработница скрылась, Вячеслав Карлович толкнул дверь в комнату жены.

Судя по всему, Юлия собиралась в спешке. Дверца шкафа осталась приоткрытой, несколько женских мелочей разбросаны в беспорядке. Сильно пахло ее духами — разлила или оставила флакон на туалетном столике открытым. И новшество: на стене, там, куда по утрам падал луч солнца, висела небольшая картина в глухой темной раме. Издали она казалась на табачного цвета обоях неопрятным пятном.

Он пересек комнату, бесшумно ступая по ковровой дорожке, вгляделся и непроизвольно сжал кулаки. Из рамы на него уставились исподлобья четыре коленопреклоненных, закутанных в пурпурную ткань фигуры. Острые складки длинных одеяний скрывали очертания тел, оставляя видимыми только лица. Слепые, как безответный упрек. Всего два цвета — пурпур и сажа. Отчетливая подпись: «Чаргар», и дата — 1929.

Он знал, кто стоит за этим псевдонимом. А появление картины в спальне Юлии означало, что в его отсутствие она встречалась с Казимиром Валером или его женой. И не сочла необходимым скрыть это, иначе картина не висела бы так демонстративно.

Значит, Ягодный все-таки что-то прошляпил и темнил, выкручиваясь. Лгала и Юлия. Она нарушила не только те правила, что были установлены им, но и те, которые скрытно существовали под поверхностью их отношений.

История с картиной, однако, подождет. Сейчас она интересовала его меньше всего. Вячеслав Карлович доподлинно знал, что среди старых писем и нот жена прячет несколько семейных фотографий, среди которых есть и такие, где снят ее брат. До возвращения Юлии их необходимо найти и уничтожить.

Он еще раз осмотрелся; в комнате, обставленной угрюмой дубовой мебелью, практически невозможно что-либо по-настоящему спрятать: все на виду. С точки зрения стандартной процедуры обыска потребуется не больше десяти минут.

Так и вышло. Начал он с нижних полок гардероба, где лежали стопки белья, перешел к книжному шкафу, перетряхнув те тома, которые, как казалось, брали в руки чаще других, и закончил маленьким письменным столом жены. Пока он один за другим прощупывал чуткими пальцами рассыпающиеся конверты на предмет посторонних вложений, четверка со стены пристально наблюдала за ним, раздражая и мешая сосредоточиться.

Фотографии обнаружились на дне нижнего ящика. Три семейных — полный сбор, сняты в ателье Ихельзона, 1918. Юлии на них лет шесть, она в коротком светлом платьице и высоких шнурованных ботиночках, сестра стоит рядом. Брату — семнадцать, он еще в гимназической форме, с темным пушком над верхней губой. Отдельно — родители, любительское фото «лейкой». Рубчинский-младший в «мазепинке» со старшинскими знаками различия — теперь уже не дознаться, как его занесло в Харбин вместо Праги или Вены. София с мужем и ребенком… Все.

Он быстро отобрал то, что безоговорочно подлежало сожжению, и навел порядок в столе. Уже уходя, вернулся от двери, чтобы закрыть пробкой флакон «Коти», подаренных Юлии сестрой, и попутно заглянул в плоский выдвижной ящик туалетного столика, который упустил из виду, обыскивая комнату. Из-под россыпи пустых жестянок от кольдкрема «ТэЖэ», катушек с нитками и патронов губной помады выглядывал уголок синей ученической тетради.

Вячеслав Карлович извлек ее и бегло перелистал. Первые восемь страниц были исписаны химическим карандашом почерком жены — ясным, округлым, с едва заметным наклоном влево. Он поднес тетрадь ближе к свету, пробежал несколько строк наверху пятой страницы, споткнулся о фамилию «Акулов» и, уже предчувствуя недоброе, перепрыгнул на четвертую.

Перейти на страницу:

Все книги серии Граффити

Моя сумасшедшая
Моя сумасшедшая

Весна тридцать третьего года минувшего столетия. Столичный Харьков ошеломлен известием о самоубийстве Петра Хорунжего, яркого прозаика, неукротимого полемиста, литературного лидера своего поколения. Самоубийца не оставил ни завещания, ни записки, но в руках его приемной дочери оказывается тайный архив писателя, в котором он с провидческой точностью сумел предсказать судьбы близких ему людей и заглянуть далеко в будущее. Эти разрозненные, странные и подчас болезненные записи, своего рода мистическая хронология эпохи, глубоко меняют судьбы тех, кому довелось в них заглянуть…Роман Светланы и Андрея Климовых — не историческая проза и не мемуарная беллетристика, и большинство его героев, как и полагается, вымышлены. Однако кое с кем из персонажей авторы имели возможность беседовать и обмениваться впечатлениями. Так оказалось, что эта книга — о любви, кроме которой время ничего не оставило героям, и о том, что не стоит доверяться иллюзии, будто мир вокруг нас стремительно меняется.

Андрей Анатольевич Климов , Андрей Климов , Светлана Климова , Светлана Федоровна Климова

Исторические любовные романы / Историческая проза / Романы
Третья Мировая Игра
Третья Мировая Игра

В итоге глобальной катастрофы Европа оказывается гигантским футбольным полем, по которому десятки тысяч людей катают громадный мяч. Германия — Россия, вечные соперники. Но минувшего больше нет. Начинается Третья Мировая… игра. Антиутопию Бориса Гайдука, написанную в излюбленной автором манере, можно читать и понимать абсолютно по-разному. Кто-то обнаружит в этой книге философский фантастический роман, действие которого происходит в отдаленном будущем, кто-то увидит остроумную сюрреалистическую стилизацию, собранную из множества исторических, литературных и спортивных параллелей, а кто-то откроет для себя возможность поразмышлять о свободе личности и ценности человеческой жизни.

Борис Викторович Гайдук , Борис Гайдук

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Социально-философская фантастика / Современная проза / Проза

Похожие книги

Пепел на ветру
Пепел на ветру

Масштабная эпопея Катерины Мурашовой и Натальи Майоровой охватывает в своем течении многие ключевые моменты истории России первой половины XX века. Образ Любы Осоргиной, главной героини романа, по страстности и силе изображения сродни таким персонажам новой русской литературы, как Лара из романа Пастернака «Доктор Живаго», Аксинья из шолоховского «Тихого Дона» и подобные им незабываемые фигуры. Разорение фамильной усадьбы, смерть родителей, бегство в Москву и хождение по мукам в столице, охваченной революционным пожаром 1905 года, короткие взлеты, сменяющиеся долгим падением, несчастливое замужество и беззаконная страсть – по сути, перед нами история русской женщины, которой судьбой уготовано родиться во времена перемен.

Влад Поляков , Дарья Макарова , Катерина Мурашова , Наталья Майорова , Ольга Вадимовна Гусейнова

Фантастика / Прочие Детективы / Детективы / Исторические любовные романы / Самиздат, сетевая литература