Моя сумасшедшая

Знакомый аптекарь, пожилой, страдающий одышкой, испуганно-приветливый, провел его в пристройку, служившую складом, и негромко сообщил, что с чистым кокаином дело окончательно швах. Можно взять полоскание от зубной боли или капли желудочные с опием — будут готовы в пять минут. Есть эфир, но толку от него немного. Шуст взял три пузырька с эфиром, два — полоскания, расплатился и, обливаясь холодным потом от аптечной духоты и пристального взгляда рачьих глаз Сохвиндера, с облегчением выпорхнул на свет божий.

— Достал? — нежно розовея, спросила Фрося.

— Отдам, голубушка, когда отвезешь к Филиппенко.

— Ты ангел! Ты мне друг настоящий… — Иван Митрофанович слегка поморщился, но смолчал. Тонкими пальчиками Фрося пошевелила рычаг передачи. — Скачем-поскачем… А потом, Ванятка, я тебя отвезу в одно за-амечательное местечко и накормлю всякой всячиной.

Перед тем как высадиться из автомобиля у издательства, он осмотрительно переложил из пиджачного кармана два коричневых флакона с эфиром и один с полосканием в портфель, остальное вручил Фросе. Чмокнул ее в щеку и отечески наставил:

— Жди за углом, не маячь без толку на площади. Я ненадолго, дело нехитрое. Будь паинькой, Фрося, и прошу тебя — без глупостей…

До рукописи Шуста Андрей Любомирович добрался только на следующее утро.

Накануне вечером полезла вверх температура. Не слишком, но ему и этого вполне хватило. Аппетит отсутствовал; после рюмки водки, настоянной на калгане, принятой натощак перед обедом, хлынуло из носу, зато в груди отпустило — стало свободнее дышать. Детей к нему на всякий случай не пускали, хотя врач, консультировавший жену по телефону, заявил, что это вполне безобидная весенняя простуда. Были предписаны чай с малиной, парить ноги с горчицей, растереться все той же водкой, а от головной боли — полотенце, смоченное уксусом, «на затылочную область».

Спал Филиппенко, как в душной черной пещере, у себя в кабинете на старом и неудобном кожаном диване, где постелила ему Вероника Станиславовна. От лекарств он отказался наотрез, от ужина тоже, напился только горячего чаю с прошлогодним вареньем, которое мгновенно вызвало изжогу, и провалился в обморочный сон.

Проснулся на рассвете насквозь мокрый от пота, голодный и злой. Голова почти не болела, а в саду захлебывался счастьем соловей.

Андрей Любомирович переоделся в чистое, с трудом побрился и, слабый, но почти выздоровевший, спустился в кухню — сказать Настене, чтоб завтрак принесли в кабинет.

Кухарки еще не было.

Чтобы не будить спящий дом, не греметь посудой и не возиться с самоваром, Филиппенко налил себе полную рюмку водки, положил на тарелку кусок хлеба с «Докторской» колбасой, соленый огурец, подумал и добавил из буфета пару подсохших пирогов с фасолью, оставленных под салфеткой. С подносом вернулся к себе, позавтракал за письменным столом, отодвинул пустую тарелку, высморкался и взял в руки остро отточенный редакторский карандаш.

Первые пару страниц Андрей Любомирович прочел позевывая. Официальная биография Игоря Богдановича Шумного, с которым он был знаком без малого лет десять, широко известна и без Шуста. Родился, стремился, крестьянствовал, смолоду вступил, боролся, два факультета, с последнего изгнан за участие, воевал, служил, исполнял… Такие-то и такие ордена и заслуги перед советским государством. Убежденный соратник, верен идеалам, женат, двое детей, с такого-то года возглавляет наркомат просвещения… Но дальше понеслось такое, от чего у Филиппенко мигом пересохло в горле.

Андрей Любомирович, отложив карандаш, придвинул рукопись поближе и начал читать внимательно.

«…У вci часи в Украïнi людей без роду i племенi називали безбатченками, зайдами i пройдисвiтами. За своєю природою вони налаштованi не на xopoшi справи, тому вiд них нiхто не сподiвається чогось путнього i доброго. Зараз iз такоï категорiï oci6 значною мiрою сформована i вища украïнська влада. Ïï представники безсоромно величають себе „елiтою краïни“, нинi вони керують нашою молодою Радянською державою. I як результат — Украïнська СРР має те, що має. А могла б мати значно краще.

За неписаними правилами хорошого тону та украïнською народною традицiєю, заведено знати cвoïx пpaщypiв до сьомого колiна…»