Моя сумма рерум (СИ)

- Не помню, - признался он весело.

- Как это ты не помнишь? Может быть, и программу десятого класса не помнишь?

- "Грозу" помню, Алина Тарасовна.

- Какая потрясающая память! И что же ты там помнишь?

- Если по правде, то мало. Довольно скучная история.

- Да неужели? - очки русички подпрыгнули. - Наверное, оттого, что там ни слова про футбол?

- Ага, - без тени смущения подтвердил Лёха. - Обычная бабская тема. Любовь, сопли, слюни, самоубийство. Между прочим, та самая пропаганда суицида, которой нас как раз на прошлом уроке пугали. Сначала в школе проходим, а потом на Интернет всё сваливают.

Класс заметно оживился, а девчонки сзади меня захихикали.

- Что ты такое говоришь, Криворотов? - взвилась Алина Тарасовна. - Образ Катерины - не пропаганда! Он, чтоб ты знал, символизирует освобождение от безысходности. Избавление от гнета и терзаний души. Молодая женщина мечтает улететь! Вырваться из зловонного болота темного царства!

Высокопарно размахивая руками, она медленно двигалась по проходу в конец класса. - Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь...

Алина Тарасовна готова была продолжать, но Лёха насмешливо перебил:

- Вот-вот. Я про то и говорю. Лететь её тянет. Ага. Камнем на дно.

Народ расшумелся ещё больше. И русичка, сообразив, что процитировала не лучший фрагмент, беспомощно воскликнула:

- Это же классика, как тебе не стыдно?!

- А что в этом стыдного? - парировал Лёха. - Не я же эту унылую депрессуху написал.

- Первый день, Криворотов, а ты меня уже вывел!

- Извините. Я не хотел.

- Про Катерину я уже всё поняла! Может, вспомнишь что-то ещё? Расскажешь о Базарове или Обломове?

- Расскажу, конечно, - охотно согласился Лёха. - И Обломов, и Базаров, два очень мутных персонажа.

- Каких-каких?

- Неоднозначных.

- Та-а-ак, - на миг распаленное лицо Алины Тарасовны посветлело. - Хорошо. И в чем же их неоднозначность?

- Базаров только и делает, что со всеми базарит, а Обломов - всех обламывает, - на одном дыхание весело выпалил Леха, уже окончательно играя на публику.

- Садись, клоун, - с трудом сдерживая гнев, презрительно фыркнула она. - Как был дегенератом, так и остался.

По классу прокатился ропот. Народ явно был на Лёхиной стороне, и тот сел на место с видом победителя.

- Было прикольно, - сказал я ему, как только мы вышли из класса после звонка. - У нас бы за такое к директору потащили.

- А смысл?

Я обернулся - та самая рыжая, похожая на Трисс, девчонка. И всё, что я собирался сказать Лёхе секунду назад, моментально вылетело из головы.

- За одиннадцать лет наш директор насмотрелся на Криворотова во всех видах, - поравнявшись со мной, девушка продолжила идти рядом.

- Вот и нет, - громко откликнулся Лёха. - Далеко не во всех.

- А вдруг она подписана на твою Инсту? - засмеялась рыжая.

- Тогда во всех, - весело признал он, поднимая с пола сделанный как заколка-прищепка белый бант. - Но, не за одиннадцать. Я же с третьего к вам пришел.

- Думаю, ей и последних двух лет вполне достаточно.

Они ускорились и ушли вперед.

Вблизи девушка понравилась мне ещё больше: улыбка широкая и тёплая, глаза светло-серые, дымчатые, как утренний туман, а непослушные волосы такого мягкого оттенка рыжего, вроде осенних листьев или мёда.

На четвертом уроке выяснилось, что у нас физкультура. Формы, естественно, ни у кого не было, но на стадион всё равно погнали.

На улице стояла дикая духота и безветрие, а с правой стороны уверенно ползала густая сине-черная туча, и спокойное ясное небо постепенно приобретало тревожный желтоватый оттенок.

Физрук Василий Викторович, кривоногий коротышка с торчащими в стороны усами и странным прозвищем - Полтинник, с вызовом зыркнул в сторону тучи, презрительно хмыкнул и велел всем построиться. Без восторга оглядел весьма малочисленный ряд, а заметив меня, подошел. Пощупал мышцы, легонько ударил кулаком в живот. Потом резюмировал:

- Ладно, сойдет. Спортом занимаешься?

- В позапрошлом году футбол бросил.

- Ну и дурак.

Он не спеша двинулся дальше, но вдруг, через пару человек от меня, встал, как вкопанный, с полнейшим недоумением на лице. Я высунулся посмотреть, чего там такого интересного. И все тоже посмотрели.

На Дятла. Стоял себе, ровненько, старательно вытянувшись по команде "смирно", и даже не подозревал, что голову его украшал пышный и нарядный белый бант. Тот самый, который Лёха на полу нашел.

Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично.

- Это что за барышня у нас? - подлил масла в огонь Полтинник. - Тоже новенькая?

- Нет, - совершенно серьёзно ответил Дятел. - Это же я - Ваня Соломин.

- Не может быть! - физрук сделал вид, что страшно удивлен. - Соломин? А как изменился!

- Да, мама тоже говорит, что я вырос.

Дятел вел себя как полный ишак. Мне было смешно и одновременно ужасно неловко за него. Угораздило же заиметь такого родственника.

У всех началась истерика, Лёха аж вывалился из строя, корчась в немых судорогах.