Все же галлюцинация или нет, но воспитание никто не отменял.
Мало ли.
– Я рад, прекрасная Агния-тари, что вы столь спокойно отнеслись к переменам…
Ну, поистерить я, конечно, тоже могу. Только какой в этом смысл?
– Признаюсь, мы все испытывали определенные опасения. Ваш мир относится к числу закрытых…
Я слушала и кивала.
Закрытый.
Конечно.
И открывать его не надо. Не хватало, чтобы всякие рептилоиды по нему шастали, и не только, подозреваю, они.
– …Что в свою очередь говорит о высоком уровне агрессии и низких социально-адаптивных возможностях…
А умные у меня глюки. Недаром я шесть лет на медицинский убила.
– …И тем приятней осознавать, что нам повезло с вами, – он вновь улыбнулся и коготь меж зубов сунул. Будь когти не такими острыми, а зубы – не такими длинными, это выглядело бы мило.
– Рада, что вы рады, – я перевела взгляд на окно, за которым с прежней унылой сосредоточенностью разгуливала красноглазая корова. – Скажите… а это зачем?
– Вам нравится?
На бледной шкуре ксенопсихолога расплылись розовые пятна.
– Не уверена, – честно призналась я, когда корова в очередной раз подняла голову. – Это… существо… меня несколько беспокоит. Оно сюда не заберется?
– Сюда?
Щелкнули зубы, а мешок шейный завибрировал мельче и чаще. Ксенопсихолог же издал тонкий протяжный звук, на который корова откликнулась гудением.
– Нет, что вы… это всего-навсего голограмма. Замечено, что длительное пребывание в замкнутом пространстве крайне негативно отражается на психике гоминидов. Вследствие чего и были придуманы такие вот…
– Окна?
Голограмма.
Логично. Что лугам и коровам в космосе делать? Даже воображаемом.
– Именно. Чудесно, что вы понимаете. Обычно корабль сам выбирает картинку из банка данных, одобренного Галактической ассоциацией ксенопсихологов, – когти теребили бант, стоило ли считать сие признаком волнения? – Но для вас было создано новое изображение. Это ведь животное вашего мира… травоядное…
Моего?
Травоядное?
Не знаю, не знаю… картинка – это одно, но вот живьем с этим, с позволения сказать, продуктом голографического творчества я бы столкнуться не хотела.
– А почему у нее глаза красные? – мне и вправду было любопытно.
– Изображение было доработано согласно рекомендациям Совета Галактической ассоциации ксенопсихологов. И существующим правилам создания…
Тогда понятно.
Про рекомендации и правила он мог мне ничего не рассказывать. Помнится, у нас в подсобке хранилось два ящика этих самых рекомендаций и правил, которые при проверках торжественно извлекались и водружались в красный угол, временно тесня чемпионские кубки Саныча.
Документы сии были многословны.
Путаны.
Противоречивы.
И порой возникало ощущение, что они создавались именно для того, чтобы всячески затруднить работу нормальным людям.
– Сочувствую, – искренне сказала я. И попросила: – А отключить ее можно?
– Вам не нравится?
– Мне просто хотелось бы взглянуть на стандартные… и если можно, без звука.
А то мало ли, вдруг корова – не худший их вариант, если и прочие картинки дорабатывались в соответствии с рекомендациями и уложениями.
– Конечно, конечно…
Он вытянул худую лапку и надавил на браслет. Пробормотал что-то, а что – я не разобрала, и корова исчезла. На месте ее возникла пустыня.
Желтая.
Почти безжизненная.
Яркое солнце. Золотые барханы… ветер рисует на песке узоры.
– Пожалуй, мне нравится… – Пустыня завораживала.
Интересно, а если на нее помедитировать? Вдруг да получится…
Глава 4
Сидящее напротив существо женского пола радовало своим редкостным здравомыслием и отсутствием негативных реакций, столь свойственных гоминидам. Старший ксенопсихолог, пожалуй, готов был признать изначальное свое негативное отношение к плану Ицхари ошибкой.
Самка не плакала.
Не швырялась предметами.
Не требовала доктора и успокоительного.
Она была мила и улыбалась.
И даже шока не испытала, на что, признаться, Берко весьма рассчитывал. Нет, она сидела и пыталась держаться на равных, демонстрируя ровные белые зубы, к счастью, слишком маленькие и слабые, чтобы инстинкты Берко восприняли самочку как потенциальную угрозу.
Слабенькая.
Мягонькая.
И упоительно теплая… Берко раздраженно щелкнул когтями: он профессионал, в конце концов, с особым допуском к работе с теплокровными. А потому мысли, возникшие в его голове, пусть и естественны, но недопустимы.
Если инстинкты самочки сработают, все осложнится.
А все и без того было сложным… после прошлого инцидента. Честно говоря, Берко и не надеялся на второй шанс. Более того, он почти смирился с возвращением. С должностью какого-нибудь младшего аналитика при центре, к которой прилагается минимальное соцобеспечение, крохотная нора и туманная перспектива когда-нибудь дождаться своей очереди на инкубатор. А сейчас… сейчас от этой розовой самочки зависит его, Берко, будущее.
Продление контракта.
Льготы.
И гонорар, которого хватит, чтобы оплатить коммерческий инкубатор на два места. Или даже на три? Выйдет дороже, но зато и шансов больше, что кто-то из детенышей пройдет отбраковку.
Нет, нельзя рисковать.