Моя свекровь — мымра!

Улыбаясь блаженно и мечтательно Великий Тацу вновь тряхнул колокольчиком, стараясь придать лицу выражение бесстрастной озабоченности.

— Переводчика! — приказал он мгновенно появившемуся секретарю.

И красавец Юдзан, не веря своим глазам, увидел как какой-то очкарик входит в кабинет Великого Тацу раньше него, гонца из России — страны, где у якудзы великие начинания!

И масса других важных дел.

Глава 17

Арнольд оказался парнем толковым, к самому дому машину свою подкатил. Я даже струхнула:

— Не слишком ли вы расхрабрились?

Он ухмыльнулся:

— А чем я рискую? Подъехал с той стороны, на которую мало кто забредает. К тому же, сам-то я не в бегах. И “быки” мне доверяют, никогда не суют носов в мой драндулет. Да и не до нас им теперь. Как собаки режутся в “преф”.

Я огляделась: и правда пустынно.

— Что-то очень уж подрасслабились ваши “быки”, — говорю я Арнольду. — Хоть бы охрану какую выставили за ради прикола.

Он отвечает:

— Зачем? Кого им опасаться? Их самих здесь боятся все, даже “менты”.

— Эх, занесла же меня нелегкая, — тяжко вздохнула я и полезла вон из машины.

Арнольд разбудил Ефросинью и быстренько ей объяснил наши планы на будущее. Подруга пришла в ужас и попыталась немедленно снова заснуть, но мы ей не дали. Подтащили к шнуру и приказали:

— Вперед!

Фрося нервно спросила:

— Куда?

Я с пафосом изрекла:

— К вершинам спасения!

— Куда-а?!

От пафоса моего в глазах у бедняги отразился такой запредельный ужас, что я не лишним сочла прозаически ей пояснить:

— Лезь обратно, на третий этаж.

— Я не скалолазка, — попятилась Фрося и без всяких причин рассердилась: — Мархалева, послушай, не приставай! Бесполезно! Нет той силы, которая затащит меня туда!

— Ошибаешься, есть, — заверила я, глазами указывая на своего партнера Арнольда.

Ефросинья дернулась и попыталась бежать. Пришлось нам с партнером глупую девку крутить и вязать. И кляп ей в рот, разумеется, тоже пришлось пристраивать. Усердно работая, я приговаривала:

— Что за вздор, возвращаться не хочет она. Не об этом ли ты мечтала пока мы бегали по лесам? Сама же ныла, что в доме тепло, а теперь лезть не хочешь?

Думаю, Фрося имела что мне ответить, но молчала как рыба об лед, опять же благодаря вовремя вставленному кляпу.

Кляп Ефросинье был очень к лицу. Так это было мило и мне приятно, что даже мысленно и философски отметила, не отрываясь от дел: “Хороший кляп — залог женской дружбы. С Тамаркой моей неплохо бы эту находку практикануть. Вот у кого рот круглосуточно не закрывается, вот куда просится кляп”.

Но хватит мечтать — вернемся под дом. Когда Ефросинья была обезврежена, закапризничал мой Арнольд.

— Чепуха, — сказал он, — так у нас ничего не получится. Связать мы ее связали, а как поднимем?

Ну мужики! Абсолютно безрукие!

Пришлось ему объяснять:

— Я одна ее вниз опустила, так неужели не поднимем вдвоем? Поднимать, по-моему, легче.

— Ошибаетесь, — рявкнул Арнольд.

Да-а, мужик есть мужик! Любое пустяковое дело вмиг окажется невыполнимым, если за него возьмется этот природы царь!

— Ваши предложения? — с присущим мне лаконизмом спросила я.

— Вы полезете первой и поднимете куль.

— Какой куль?

— Вашу подругу.

Ну, что я вам говорила! Так и вышло: оказалось, все делать должна одна я!

Что ж, вежливо согласилась:

— Хрен с вами, полезу.

Сообщение Арнольда порадовало, причем во всех аспектах моей философской мысли: и в том, — что наверх полезу, и в том, — что хрен с ним.

Я, поплевав на ладони, бодро взялась за шнур и попыталась сделать пару шагов по стене — звон раздался ужасный: на первом этаже вылетело стекло.

До сих пор удивляюсь, как “быки” не услышали.

А Арнольду удивляться некогда было, он хватался за голову и шепотом мне вопил:

— Что вы наделали?

Оправдываться не в моих правилах, но ему объяснила, раз попался такой бестолковый:

— Я тут ни при чем. Вы сами когда-нибудь пробовали лезть на стену на каблуках десяти сантиметров?

— Так снимите их, — разъярился Арнольд.

— Невозможно. Теперь их только с мозолями можно снять, а мозоли намертво прилипли к ногам. И вообще, что такое? Я настоящая женщина! Неужели вы думаете, что я добровольно сниму свои каблуки ради какой-то паршивой стены, если я их и в дебрях лесов не снимала?

— Не ради стены, а ради свободы! — с патетикой воскликнул Арнольд.

Вот что не идет ужасно этому деятелю порнухи, так высокий и выспренний стиль. С презрением глядя в его бессовестные глаза, я спросила:

— Лезть на стену ради свободы? Какой свободы? Может, хотите сказать, я должна постараться, чтобы свободно попасть в заточение?

Снова взбесился — ну мужики!

Агрессоры! И тупицы!

— Какая разница! — мне вопит. — Нет времени пререкаться! Не кочевряжьтесь! Немедленно полезайте наверх!

— Тише, — спокойно ему говорю. — Нас могут услышать.

А он еще громче:

— У меня из-за вас съемка накрылась!

Тут и мои нервы не выдержали.

— Что там съемка? Накрылась вся моя жизнь! — взвизгнула я и, вспомнив о переводчике, слезно добавила: — Если бы только жизнь, похлеще того, карьера. Моему переводчику, господину Судзуки я солгала! Сегодня днем должна была ему позвонить, а вы, с вашими похищениями, поломали все мои планы.