Моя Таврида

Море синеет полосочкой из-за заборов и крыш и призывно пахнет арбузами – белой свежестью у самой зеленой корочки. Тяну шею, чтобы увидеть больше, и пропускаю часть объяснений нашего атташе – веснушчатой девушки с афрокосичками. Она выглядит как художница, и она правда художница. В ней чувствуется свобода – как флаг, летящий по ветру, и одновременно – озабоченная усталость нянечки при великовозрастных детях: попробуй-ка за всеми уследить!

Солнце на коже – жгучее, южное. Если пересидеть под ним хоть на полчаса дольше, чем нужно, в горле появится ощущение холодящей боли – передозировка ультрафиолета, поэтому я надеваю рубашку с длинным рукавом и ношу брюки, а не шорты. На входе в столовую нам меряют температуру – и я стараюсь не засиживаться на пляже, чтобы не разгорячиться до состояния «ой, тридцать семь и пять! А не больны ли вы?» Война войной, а обед обязан быть по расписанию.

Домик, куда нас поселяют, имеет «счастливый» номер – тринадцать. Он почти у синей глади моря, дорожка уступами спускается на галечный пляж, и мне нет дела до математических суеверий. Среди ровной травы газонов растут розы. У роз теплые лепестки. Красные, белые, румяно-желтые – они матово отливают пушистостью бабочкиного крыла. Когда наклоняешься, чтобы их понюхать, к губам льнут горячие бутоны, поцелованные солнцем. Словно передают привет от того, кто и так рядом.

Моя соседка по комнате – молоденькая поэтесса из Сибири, круглолицая и белокожая. Она напоминает мне наливное яблочко из сказки, то самое, которое «будто медом налилось, видны семечки насквозь…» Она первый раз видит море и, умилительно облизывая губы после купания, приговаривает, нарочно коверкая слова: «Я вся соёненькая!» У нее – мое имя и пронзительные стихи о любви. У меня – её общество и привкус синей морской соли во всём, что вокруг. Мы – тёзки из двух северных городов, между нами двенадцать лет разницы в возрасте и десять сантиметров расстояния между кроватями. А за стеной деревянного домика у нас обеих – крымское солнце, нежно целующее розы.

Первые два дня проходят сумбурно. Заполошно бегаешь, пытаясь понять, что и где, не опоздать на нужные лекции и успеть искупаться. Ночами холодно, да так, что мы дрожим на поздних встречах с атташе, обмениваясь впечатлениями за день. И ни одному человеку, похоже, не приходит в голову простой вопрос: «Почему нельзя собраться в домике?»

К третьему дню ложиться спать в два часа ночи и вставать в семь утра уже легче, чем раньше. Втягиваешься в ритм, понимаешь потихоньку, как соотносить силы и хотения. Большинство лекций, мастер-классов, игр, танцев и прочих активностей и интересностей перекрещиваются по времени, и успеть на все невозможно. Вот и приходится носиться, как в RPG с линейным сюжетом – обязательных квестодателей не обойти, выбор всегда только «быть или не быть», а об альтернативных ответвлениях сюжета узнаешь, если прочитаешь отзывы других игроков. Однако перепройти миссию шансов нет. Увы.

Небо темнеет, в нем загораются звезды. Белый человек на берегу сидит и светится. Ему хорошо. Он смотрит на восток. Там угловатая Ассоль реет над сплошной тьмой, в которой слились вода и воздух, и что есть что – не разобрать. Всем своим сетчатым существом она устремлена вдаль. Ей не страшна подкрадывающаяся пустота, потому что у Ассоли нет глаз. В ночи она, застыв на полушаге, плечами режет ветер на треугольники и верит. Верит, что рассвет придёт.