Моя тюрчанка

Все очень просто: день выздоровления моей милой мы хотели провести в тенистом оазисе радости. Забыть о наползающей со всех сторон пустыне проблем и забот. Хоть сутки прожить, как счастливые люди, которых ничто не гложет. Но пустыня сама напомнила о себе, дунув на цветник суховеем. Да так, что все тюльпаны и розы засыпало горячим песком. Нас потревожил плут Бахром. И хотя, «как бы якобы», он собирался нам помочь, подзабытый баритон мошенника был последним, что бы мы хотели услышать.

– Ну, что ты думаешь?.. – тихо спросила моя девочка.

Я ответил, что цена слову Бахрома – как жирной скомканной салфетке. Он, будто шайтан, всегда лжет. Не знаю, зачем блестящий господин Мансуров сейчас позвонил и чего добивается. Но он точно не помощник в поиске работы.

Любимая грустно покачала головой:

– Э-эх. Не у тебя сгорает виза, поэтому тебе легко вздернуть нос и отказаться от предложения Бахрома. А я должна не упускать какую угодно, даже призрачную, возможность трудоустроиться. Не так уж часто подворачивается вакансия, на которую рассматривают не только «славян». Пусть у меня всего один шанс из миллиона получить работу в том гипермаркете, все равно я сыграю с судьбой в рулетку. Ты понимаешь?..

Я молча сидел – насупленный, как филин. Вроде бы, Ширин права: утопающий хватается и за соломинку. Но обескровленное пиявкой сердце подсказывало мне: пресловутая соломинка вмиг переломится. И тонущий пойдет ко дну быстрее, чем если бы просто барахтался и бил по воде руками.

– Я позвоню сейчас этой Анфисе Васильевне, – выдержав паузу, продолжила моя милая. – Постараюсь договориться о собеседовании на завтра. Поедем с тобой, посмотрим: что за гипермаркет, что за работа. Мы ребята умные и умудренные опытом. – (Тут моя девочка горько ухмыльнулась. Говоря про «опыт», она явно имела в виду наш визит на Лиственную улицу). – Подметим, если во всем этом кроется какой-то подвох. Тогда-то мы, со всеми основаниями, заявим на Бахрома в полицию. И на Анфису – если та тоже мошенница. Ну как ты – согласен?..

Я увидел: в глазах Ширин блестели слезы. Губы и пальцы у нее дрожали. Ей было важно, чтобы я одобрил ее план, чтобы мы не были несущимися в противоположные стороны электричками, а действовали одной командой. Я набрал полные легкие воздуха, шумно выдохнул и, нежно обняв милую за талию, сказал:

– Конечно, моя звездочка. Мы сделаем так, как ты решила.

– Спасибо… – благодарно улыбнулась моя девочка, вытирая рукавом глаза.

Немного успокоившись и собравшись с духом, она по громкой связи позвонила Анфисе Васильевне.

– Алло, – прозвучал из телефона ледяной голос немолодой женщины.

– Алло. Мне дал ваш номер Бахром Исламович… – пролепетала Ширин.

Имя и отчество Бахрома оказались пропускным кодом. Собеседница моей милой сразу смягчилась и, почти вкрадчиво, спросила:

– Вы, должно быть, по поводу работы?..

За три-четыре минуты разговора удалось все утрясти. Можно подъехать на интервью завтра, с девяти утра до семи вечера. От моей девочки требуются только паспорт и действующая виза. Работа официальная. Рук в гипермаркете не хватает, поэтому берут практически всех желающих. После того, как новый сотрудник выдержит неделю испытательного срока – работодатель озаботится продлением визы счастливчика. Мы посмотрели на моем телефоне приложение с картой города и убедились: по адресу, который нам назвала Анфиса Васильевна, действительно находится гипермаркет, т.е. история с Лиственной улицей не должна повториться.

Отложив телефон, Ширин снова опустила голову. Худые плечи моей милой тряслись. Она упала ко мне на грудь и расплакалась. Мне пришло на ум поэтическое сравнение: каждая капелька из агатово-черных глаз красавицы – это прозрачный блестящий алмаз.

– Ну не плачь, моя любимая. Не плачь, – прошептал я на ушко моей девочке, гладя ее волнистые темные косы. – Все будет хорошо. Ты получишь работу.

– Да. Да, – тихо выдохнула Ширин. Но не перестала лить горячие слезы.

Мне казалось: я понимаю, отчего моя милая плачет. Она настояла: надо воспользоваться даже призрачной возможностью и попытаться устроиться работницей в гипермаркет. Но сама – не очень-то верит в удачу. Как сказала моя девочка: это игра в рулетку. Шанс сорвать джекпот – один из миллиона.

Воспалившееся воображение подсунуло мне пугающий образ. Мы точно безногий инвалид в мрачных катакомбах. Он из последних сил ползает по замшелым сырым ходам, в надежде выбраться к солнцу и воздуху. Беднягу мучает жажда. И он с самозабвением лакает, как зверь, гнилую воду из растекающихся по каменному полу холодных луж. От голода – пустой желудок приклеивается к позвоночнику. Но в подземном лабиринте, конечно, не найти ни крошки, чтобы подкрепить свои силы. Как бы самому не стать обедом для крыс, которые шебаршат в темноте, задевая тебя лысыми хвостами.