Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

– Посол США в России должен был произнести речь на митинге в Сан-Франциско в рамках оказания военной поддержки России, но в последний момент заболел ларингитом, и высшие чиновники вашего правительства обратились ко мне с просьбой выступить вместо посла, и вот с тех пор мне выкручивают руки.

Меня допрашивали целых три часа, а через неделю позвонили и попросили зайти в департамент иммиграции. Мой адвокат заявил, что не отпустит меня одного, – «они могут снова устроить вам допрос».

Когда мы приехали, меня встретили так сердечно, как нигде более. Начальник департамента – добряк лет сорока, буквально рассыпался в извинениях:

– Извините, что заставили вас ждать, мистер Чаплин. Но теперь, когда мы открыли наше отделение здесь, в Лос-Анджелесе, мы будем работать оперативнее, нам не нужно теперь отсылать документы в Вашингтон. У меня к вам только один вопрос. Мистер Чаплин, как долго вы намерены оставаться за границей?

– Не более шести месяцев, – ответил я, – мы едем немного отдохнуть.

– Если вы останетесь на более долгий срок, вам необходимо будет просить продления визы для въезда в страну.

Он оставил документ на столе и вышел из комнаты. Мой адвокат быстро взглянул на него.

– Да, вот оно! – сказал он. – Это разрешение.

Начальник департамента вернулся и подал мне ручку.

– Не распишитесь ли здесь, мистер Чаплин? И конечно же, вам еще надо получить остальные бумаги для выезда.

Я подписал документ, за что получил одобрительное похлопывание по спине.

– Вот ваша въездная виза. Желаю хорошо отдохнуть, Чарли, и возвращайтесь быстрее домой!

Была суббота, а утром в воскресенье мы отправлялись на поезде в Нью-Йорк. Я хотел, чтобы у Уны был доступ к моему депозитному сейфу на случай, если вдруг что-нибудь со мной случится, – там хранились почти все мои сбережения. Но Уна все откладывала подписание бумаг в банке. А теперь наступил наш последний день в Лос-Анджелесе, и до закрытия банка оставалось всего десять минут.

– У нас всего десять минут, поторопись, – сказал я.

В подобных ситуациях Уна превращается в настоящего канительщика.

– А мы не можем сделать это, когда вернемся обратно? – спросила она.

Я продолжал настаивать, и правильно сделал, так как в ином случае мы бы провели остаток нашей жизни в попытках вывезти свои имущество и накопления из страны.

День отъезда превратился для меня в сплошное мучение. Уна отдавала последние распоряжения по дому, а я стоял на лужайке, смотрел на дом и испытывал противоречивые чувства. Как много всего произошло в этих стенах, сколько счастья и сколько разочарований. Сад и дом выглядели такими мирными и родными, что мне вдруг совсем расхотелось уезжать.

Попрощавшись с Хелен, нашей служанкой, и Генри, дворецким, я прошел на кухню, чтобы попрощаться с Анной, нашим поваром. В таких случаях я становлюсь очень застенчив, а Анна, крупная полная женщина, была к тому же немного глуховата. «До свидания!» – повторил я еще раз и дотронулся до ее руки. Последней из дома уходила Уна. Позже она сказала мне, что служанка и повар плакали, расставаясь с нами. На станции нас ждал мой ассистент Джерри Эпстайн.

Путешествие через всю страну подействовало на меня успокаивающе. Перед посадкой на корабль почти целую неделю мы провели в Нью-Йорке. Но как только я собрался отвести здесь душу, позвонил мой адвокат Чарльз Шварц и сказал, что один из наших служащих в «Юнайтед Артистс» предъявил компании иск на несколько миллионов долларов.

– Это все чепуха, Чарли, я просто не хочу, чтобы вам вручили повестку и испортили весь отдых.

И вот четыре последних дня я безвылазно просидел в номере отеля, в то время как Уна и дети вовсю наслаждались Нью-Йорком. Но, невзирая на все повестки, я был твердо намерен появиться на предварительном показе «Огней рампы» для журналистов.

Крокер, ставший моим пресс-секретарем, организовал завтрак с членами редакций журналов «Тайм» и «Лайф»[152]. Я бы сравнил это мероприятие с прыжком через обруч[153] – чего только не сделаешь ради рекламы. Их офис с голыми белыми оштукатуренными стенами прекрасно подходил к холодной атмосфере, царившей на завтраке. Я сидел, пытаясь выглядеть дружелюбным и обаятельным, перед рядами этих мрачных короткостриженых типов из «Таймс». Даже еда была такой же непривлекательной, как и все вокруг, – безвкусный цыпленок с желтоватой вязкой подливкой. Увы, как я ни старался расположить их к моему новому фильму, ничего не могло помочь – ни мое присутствие, ни мои попытки развеселить их, ни еда… Они безжалостно раскритиковали «Огни рампы».

Во время предварительного показа в зале, как и на завтраке, царила холодная и далеко не дружелюбная атмосфера, но позже я был приятно удивлен положительными откликами в некоторых влиятельных и популярных газетах.