Моя в наказание (СИ)

Интерьер современный. Ремонт сделан по последним модным трендам и явно не слишком обжит. Я не удивлюсь, если Салманов в принципе первый, кто снял этот номер для жизни, а не понта на сутки.

На полпути Айдар меня обгоняет. Дальше я послушной овцой следую за ним. Он поворачивает — я поворачиваю. Оказываемся в гостиной.

Плетусь, как на веревочке. Смотрю сначала под ноги. Потом — на панорамное окно. Вид из него — можно только позавидовать. Весь город у ног.

Впрочем, разве у Салманова бывает иначе?

Он тормозит резко, я практически врезаюсь в спину. Отшатываюсь, вскидываю взгляд.

Еду уже по грудной клетке. По шее. Подбородку. До глаз. Он морозит меня, а я в ответ не могу. Держусь из последних сил за условный «профессионализм».

— Твои брюки. Я подшила и…

Протягиваю еще раз. Айдар не отрывает глаз от моего лица, берет пакет, но даже не раскрывает. Бросает на диван.

Если бы не долетел — уверена, Салманов и бровью не повел бы. Ему без разницы, что с брюками.

А вот я проявляю слабость — поворачиваю голову и смотрю на свою с таким усердием выполненную и так безразлично «принятую» работу. А я волновалась, что придется оправдываться за подмену… Даже смешно.

— Сафие уже знает обо мне?

Вполне ожидаемые слова врезаются лезвиями в кожу. Острый взгляд царапает щеку. Я бы до бесконечности смотрела на идеальную прострочку брюк, но какой в этом смысл?

Поворачиваю голову, смаргиваю и произношу тихое, но твердое:

— Нет.

От силы реакции меня вполне могло бы отнести к стене. От бывшего мужа исходит осязаемая волна ярости. Но я готовилась. Поэтому выдерживаю.

Отстраненно отмечаю, как сжимаются челюсти, как волны идут по вискам… Штормит.

Зачем-то считаю про себя до пяти. Потом снова. Раз. Два. Три…

Дергаюсь.

Айдар разворачивается и делает несколько шагов прочь. Вместо облегчения я испытываю яркий выброс страха. Он не назад сдает. Так ему просто легче будет размахнуться.

— Ты все таки думаешь, что я с тобой шучу?

— Нет. Я так не думаю. Я пытаюсь защитить своего ребенка. — Произношу медленно и очень спокойно. Хотя и понятно, что реакция будет ужасной.

Салманов останавливается в нескольких шагах от меня, за что я ему даже благодарна. Смотрит пристально, сузив глаза. Ищет место рукам. Одной ныряет в карман. Пальцами другой неспокойно перебирает.

— От меня?

Задает еще один вопрос без правильно ответа. Я киваю. Да. От тебя.

Трусливо задерживаю взгляд внизу, хотя и знаю, что это бессмысленно.

На самом деле, я уже устала держать оборону, а ведь он еще даже толком не начинал давить.

Дрожу от мыслей о том, что будет, когда начнет. А от вновь зазвучавшего голоса — как молниями бьет.

— Три, блять, раза, Айка. Я три, блять, раза тебя попросил…

Айка…

Я впервые слышу это обращение в нашей новой, сложной жизни. До этого — только Айлин. И, боюсь, радоваться здесь нечему. Это он злится так. Но пусть лучше будет злой, чем холодным и жестоким.

— В глаза давай смотри. Как школьницу вычитываю…

Щеки опаляет жаром, но требование исполняю.

Даже волосы смахиваю, расправляя плечи.

Ты же не разговора на равных хочешь, ты хочешь бить и видеть, как отлично прилетает.

Слова остаются при мне, а мужской взгляд мажет по ключице, кисти и следит за движением волос. Меня иголочки покалывают. Я отмечаю, как дергается кадык.

Дай я ему право делать все, что хочет. Что он выбрал бы? Взять или выбросить?

Чувствую себя ужасной матерью, ужасной бывшей женой и ужасным человеком. Складываю руки на груди, прокашливаюсь.

— Не дави на меня, Айдар. — От собственной наглости поджилки трясутся. Я прекрасно понимаю, что позиция у меня не самая сильная. Как бы там ни было, это он потерял пять лет с дочерью. Это я ее скрыла. Но она — живой человек, а не игрушка. И если придется выбирать, за кого из нас троих я волнуюсь сильнее, собой я пожертвую. Айдаром тоже. Сафи — нет. — Я не отрицаю, что это должно случиться. Я согласна. Но нам нужно время. И я не знаю, сколько…

Мое признание слабости прерывает шумный долгий выдох.

Айдар смотрит сначала вниз, потом мне на шею. Мурашки бегут. Снова перемещается к глазам.

Слышу:

— Айлин, ты спускаешь всё на тормоза. — Сердце сжимается и от правды, и от «Айлин». Взял себя в руки. Не хочет близости. Никакой не хочет. Только придушить.

— А ты думаешь наша дочка будет в восторге, что ты меня презираешь?

Сжимает губы. Молчит. Не отрицает.

Больно до отупения. Он меня искренне презирает. Есть за что, я его понимаю.

Борюсь с сжавшимся горлом, тихонько кашляю и мотаю головой. У нас дочка. Говорить нужно о дочке. Думать тоже.

— Сначала нам стоит нормализовать отношения, Айдар. Я не позволю, чтобы ты ломал Сафие психику своей манерой общения…

— Мы их не нормализуем, Айлин. Не обнадеживай себя. А притворяться я умею. Почти так же, как ты…

Морозит меня своим цинизмом. Колет и колет. Давит и давит.

Я его еще сильнее ненавижу сейчас, а люблю — вообще отчаянно. Знал бы он, сколько во мне слов и слез. Сколько оправданий. Сколько обвинений. Как мне было тяжело делать в одиночку то, что он обещал, мы будем делать вдвоем!