Читаем Моя веселая Англия полностью

Потом Джон и Джейн Максвеллы везли меня в своей большой машине домой. Шел нарядный дождик, полноправный и чопорный участник этой волшебной ночи, сыпал бисером на стекла. От его торжественного неторопливого шествия засверкали в свете фонарей чисто умытые улицы, крыши домов и листья деревьев, запахло весенним цветением и растворился постылый туман. На мне все еще было вечернее платье цвета бледной сирени, все еще свежее и не помятое, мои блестящие новые туфельки, машина все еще не превращалась в тыкву, а водитель был все так же хорош, хоть его торчащие усы и напоминали отдаленно что-то крысиное. Мы с Максвеллами, родителями, сыновьями и их друзьями-соседями, еще долго сидели на просторной кухне, обсуждали прошедший вечер, и я смущенно проигрывала в памяти еще и еще, как вдруг встал весь зал, и все подняли бокалы и разулыбались – члены парламента и фермеры, фабриканты и профессора университета, домохозяйки и художники, ученые и наемные сельхозработники, студенты и журналисты – все, с кем свела меня такая удивительная и нелегкая работа, а скорей судьба, когда Роберт провозгласил тост «For Marieann!». И все взгляды вдруг скрестились на мне, смущенной до слез, с замершим от благодарности сердцем.

Через день, уже в Москве на Киевском вокзале, я попрощалась с группой и, опаздывая на поезд, прямо на ходу впрыгнула в вагон, куда у меня был давно куплен билет, но не было времени его показывать, потому что поезд набирал ход. Проводница – большая, суровая, с отекшим лицом, маленькими злыми глазами, несчастная и, видимо, очень одинокая, собрала в горсть куртку у меня на груди и не без удовольствия энергично вытолкнула меня из вагона на перрон. Прямо на ходу. Я почему-то из всего этого помню только ее толстые пальцы с покрытыми облезшим розовым лаком и грязными ногтями...

Но, как пишут обычно, это уже другая история...

МОЯ ВЕСЕЛАЯ АНГЛИЯ

Рассказы

Здрасьте, Ваше Величество!

...Круг вышел не очень-то ровный.

– Правильность формы несущественна, – сказал Додо.

Л. Кэрролл «Алиса в Стране чудес»

В восемь лет я разбила лоб, и мне наложили четыре шва. Бабушка всплеснула руками и горько констатировала:

– Все! Она уже никогда, ни-ког-да не станет разведчицей!

В десять лет баскетбольным мячом мне разбили очки. Папа поднял и резко опустил правую руку:

– Из нее ни-ког-да не получится спортсменка!

На выпускном экзамене в музыкальной школе я оттарабанила Глиэра в другой тональности, на слух, нагло досочинив финал, завершив его джазовым аккордом, самоуверенно полагая, что так Глиэр (портрет которого покосился на боковой стене актового зала) звучит лучше. Директор музыкальной школы обиженно заявил моим родителям, что ни-ког-да. Ни-ког-да!

Ну, потом мелочи. Вывихнула ногу, повредила связки в балетном классе Дворца культуры – ни-ког-да!

Побила партнера в кружке бального танца (прости, Гарик) – ни-ког-да!

Все, Маруся! Учи формы неправильных глаголов английского языка. Learn – learnt – learnt.

После окончания университета мне предстояло заниматься совсем безнадежным делом – преподавать английский язык в школе. Тут уж я сама сказала свое «никогда» и решила идти в монастырь. А что? Уйти в монастырь и дать обет молчания. Как Кончита. Я уже представляла свое бледное лицо, мелькающее сквозь ветви старого заросшего монастырского сада. Свою прозрачную фигурку в черно-белых одеждах, истощенную воздержанием и постами... И кто-то таинственный по имени, например, Аркаша рыдает у монастырских оград, потому что я Другому отдана. И никогда. Никогда...

Это роковое решение тлело во мне часа два. Пока на глаза не попалось объявление: «Молодежное туристическое агентство. Переводчики. Конкурс». Last dance – last chance. Последний танец – последний шанс. Так говорят англичане. Я рванула по указанному адресу – и (мама не верит до сих пор) прошла конкурс.

После длительных оформлений и многочисленных проверок тайной службой империи я села в кресло самолета «Бритиш эйрвейз». Мои «никогда» цеплялись за подол: боязнь высоты, слабый вестибулярный аппарат, такая же трусливая японка рядом и кокетливый жест бортпроводницы, указывающей, где, «на всякий случай», находятся спасательные жилеты. Наш с японкой сосед посоветовал выпить чего-нибудь кислого – например, белого сухого вина – и забыться сном. Вот это говорить было необязательно. После наперстка алкоголя меня всегда тянет в сон. Эх... Последний танец – последний шанс!

Королева пришла неожиданно, когда я только собралась уснуть. Пришла в карнавальном шахматном костюме и села рядом, спихнув мою японку. Уселась и закурила сигарету «Прима люкс».

– Здрасьте, ваше величество, – растерянно поздоровалась я.

– Ты кто?

– Ма... Маруся...

– А я – Королева, – сообщила Королева, следя за кольцами сигаретного дыма.

– Трудно? – робко спросила я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное