Моя вина

В соседней комнате до той минуты мирно храпел господин Хальворсен. Теперь зазвонил его будильник, и мы услыхали, как со стонами и вздохами он заворочался и сел на постели.

Она хотела было что-то сказать.

— Шш! — шепнул я.

Она состроила мне гримасу и зашептала:

— Берегись, не то я петь начну!

Но я вдруг испугался. Будильник господина Хальворсена звонил в половине восьмого. В восемь ко мне заявлялась фру Миддельтон с чашкой кофе.

Все это я высказал ей. Надо одеваться, да поживее! Я должен вывести ее и к восьми уже быть на месте.

— Почему это? — спросила она.

— Ну, а вдруг фру Миддельтон войдет и увидит…

Она сочла, что это было бы очень увлекательно.

В эти последние полчаса я не был завидным любовником. Она потешалась надо мною и веселилась от души.

Последние минуты я простоял в дверях. Постучали. Я сказал:

— Одну минуточку, фру Миддельтон! Понимаете, я… не смотрите… не протянете ли вы мне поднос? — Я высунул за дверь голую руку и ухватил поднос. Дверь открывалась таким образом, что постель была не видна фру Миддельтон.

Я поставил поднос на стол.

— Имей в виду — я тоже буду завтракать! — сказала она.

К счастью, я накануне купил булку. И масло, и козий сыр. Все это я купил не где-нибудь, а у самого Редаля.

Как же мы были голодны!

После завтрака она стала кроткой, послушной и решила, что ей пора идти. Она знала, когда у меня начинались уроки в школе, знала даже мое расписание. Значит, она жила где-то поблизости от моей школы.

Мы оделись, постояли у двери, послушали, уверились, что в прихожей — никого, и выскользнули из комнаты. Я проводил ее до угла.

Она щурилась от яркого раннего света.

— Подумай, вчера в это время… — сказала она. И повернулась ко мне. Глаза стали темные, как вода на дне колодца.

— Дальше не провожай. До свиданья, мой хороший, мой любимый! — Последние слова она сказала шепотом.

Я хотел знать, когда увижу ее снова.

— Очень скоро, — сказала она. — Я надеюсь… — прибавила она едва слышно.

Но ведь я даже не знаю, где она живет… Зато она знает, где живу я.

— И дальше не иди, прощай, — сказала она. И ушла.

Я стоял и смотрел, как она уходит.

Как прекрасно она шла. Как легко и свободно, плывя, торжествуя, словно каждый шаг был радость.

Но вот она дошла до поворота и исчезла.

Я повернулся и пошел домой. Через час мне полагалось быть в школе.

Я чувствовал… но нет, не могу я передать, что я чувствовал. Но наверное — наверное, если б кто меня тогда увидел, он бы сказал, что и я тоже иду легко и свободно.

Прошло несколько дней. Я все время ждал ее, но она не приходила. Я был счастлив, блажен и нетерпелив. Я ходил, распрямив спину, глубже дышал, мне казалось, что весь мир в моей власти, — и я ждал, ждал.

Я читал кое-что по юриспруденции, листал романы, пьесы, стихи и — ждал.

Она не приходила.

Я проходил по улицам не так, как прежде, — крадясь вдоль стен, в страхе показаться смешным. Тротуар, по которому я шел, был в моем распоряжении, небо, в которое я глядел, тоже было в моем распоряжении. Я строил великие планы, предавался великим мечтам, все мог, на все был способен — и ждал ее.

Она не приходила.

Я ждал, пока вся душа у меня не пересохла. Прошло два дня. Три дня.

ИДА

А потом — потом я влюбился.

Знаю, это ни с чем несообразно, чудовищно, может быть, отвратительно. Но так случилось.

Все было немыслимо просто.

Целый день я просидел дома. Я ждал: Никто не приходил. Потом я вышел. Помнится, я подумал: черт побери, надо же и поесть!

Помню, на углу Пилестредет и Университетской я минуту постоял раздумывая. Я мог бы пойти и прямо в столовую. Но я прикинул, не прогуляться ли мне сперва по Карла Юхана, и предпочел последнее. Погода была такая прекрасная, и такая прекрасная была пора — на Ивана Купалу, двадцать пятое июня, и назавтра я уезжал из города на каникулы.

И вот, приблизясь к углу Университетской и Карла Юхана, я увидел троих, которые, по всей вероятности, кого-то ожидали. Двое были мне знакомы. Один — Ханс Берг, а с ним девица, с которой его часто видели в ту зиму. Мало привлекательная девица, на мой взгляд; иными словами, не слишком красивая и не очень веселая. Мне она была не по душе — да, кстати, это та самая, на которой Ханс Берг потом женился. Мне уж зимой не раз казалось, что у них все кончено, и вот поди ж ты — сталкиваюсь с ними на улице. Третья была девушка, которой я никогда прежде не видел.

Они приветствовали меня так, словно я был ангел-спаситель. То есть это Ханс Берг и его подруга. Третья же стояла чуть в сторонке и едва заметно улыбалась — немного смущенно, немного робко, но в то же время так, будто забавлялась про себя.