Вечером в Доме Красной Армии выступал с докладом о советской литературе в годы Великой Отечественной войны.
Монголия. Лежим с Иваном Ивановичем в степи. Устали ужасно. Целый день ходили по подразделениям Н-ской дивизии. Идет отработка тактики наступления. Давно ли отрабатывали только оборону? Приближается наш час!
Степь безбрежна. Небо в барашковых тучках. Вокруг то и дело снуют по проторенным тропкам серые лупоглазые мыши.
Говорили о литературе, вспоминали пережитое. Особенно памятно одно событие.
23 августа 1941 года нас вызвал к себе в кабинет ответственный редактор:
— Срочно отправляйтесь в Политуправление, вы включены в оперативную группу. В ночь отъезд на передовую.
Чуть не бегом кинулись мы в Политуправление. Здесь все уже были в сборе.
— Получено предупреждение Ставки Верховного Главнокомандующего, — сказал дивизионный комиссар В.К. Шманенко, — о возможности выступления Японии в ночь на 25 августа. Все приведено в готовность. Ваша группа должна выехать сегодня в войска, на переднюю линию для обеспечения политической работы.
Из Политуправления побежали на склад. Получили здесь личное оружие, противогазы БС, плащ-палатки, двухсуточный сухой паек.
Ночью, в кромешной тьме выехали спецпоездом на «Маньчжурку».
В районе какой-то станции остановка. Здесь нас разбросали по частям первой линии. И.И. Молчанов поехал в укрепрайон. Меня помчал грузовик на стык трех границ — советской, монгольской, маньчжурской — в артиллерийский полк. На всякий случай простились.
Незабываема ночь на 25 августа! Провел ее на КП полка. Напряжение невыразимое. Минуты изнурительны. Хочется лишь одного: скорее бы!
Ночь стоит уже по-настоящему осенняя. Свистит ветер, но сквозь этот свист ухо улавливает все посторонние звуки. Вот где-то в тылу полка проехала, поскрипывая песком, автомашина, потом донесся цокот копыт. Беспрерывно попискивает телефон. Из дивизионов и с передовых постов докладывают обстановку.
— Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… Ничего не замечено… Так… Усильте наблюдение… — Командир полка повторяет слова донесений, чтоб окружившие его столик командиры знали, что происходит.
А ночь между тем течет неостановимо. Взглядываю на часы со светящимся циферблатом: один час 30 минут, два часа тридцать…
Вдруг где-то в тылу раздается взрыв. Командир полка бросает трубку, вытягивается, на темном лице, чуть подсвеченном тусклой лампочкой, недоумение.
— Проникла, обошли… — В тишине повисает чей-то растерянный голос.
Командир полка мотает головой.
— Взрыв странный. Узнать!
Адъютант бросается в темноту ночи, но вскоре возвращается. Не один. С ним еще человек в плащ-накидке.
— Усильте наблюдение! — повторяет в трубку командир полка, а сам вопросительно смотрит на вошедших.
— Взрывпакеты взорвались. Причина неизвестна, — докладывает командир в плащ-накидке.
И тут командир полка не выдерживает, кричит:
— Как неизвестна! Вы что, не понимаете: нападение японцев провоцируют! Обшарить каждую щель! Предупредить соседей. Диверсанты у нас в тылу! Диверсанты!
Командир в плащ-накидке козыряет, выскакивает с КП. За ним выбегают еще несколько человек. Слышится в темноте топот их ног. А ночь между тем истекает, начинает светлеть небо, слабеет ветер.
Когда окончательно рассвело, командир полка устало сказал:
— Теперь не начнут. По Халхин-Голу знаю. Большие любители ночного боя.
Трое суток продолжалось это изнуряющее нервы ожидание выступления японцев.
Все еще Монголия. Были с Молчановым у зенитчиков. Трудная жизнь. Сутками не отрываясь смотрят в небо. Несколько дней назад был перелет границы японскими самолетами. Сделали круг над позициями и ушли назад.
Зенитчикам категорический приказ — огня не открывать. Еще не пробил час.
Освобождение Франции от гитлеризма несет японцам еще одного серьезного противника. Франция будет бороться за свои интересы в Индокитае.
В Чите. Стоят чудные дни «бабьего лета». Так лучисто, ласково светит солнце, что невольно думаешь: не вернулось ли лето? Не произошел ли какой-то сбой в механизме Вселенной? Сопки вокруг Читы пестры, как бухарские ковры.
Был на междугородной, разговаривал с Иркутском. Возвращаясь, слышал, как над Читой проносились косяки гусей. Свист их крыльев навевает тоску. Небо было в звездах, по временам звезды гасли — это летящие птицы закрывали их своими крыльями.
Ночью передали сообщение: наши войска вступили в Таллинн. Вспомнил письмо от брата Ивана: «От Нарвы пробиваемся к побережью. Огрызаются. Выходили на прямую наводку». Уцелел ли?
Будучи в Монголии, записал с натуры картину пейзажа. На память. А может быть, где-нибудь и когда-нибудь пригодится.
Ослепляюще сияет сентябрьское солнце. В полдень, когда оно поднимается в зенит, воздух становится до того горячим, что его прикосновение ощущаешь кожей.