Моя военная пора

Вчера вошли в город Чифын. Это уже совершенно иное, чем Линьси. Город стоит на реке, вода ее густо-желтая, песчаные косы лежат гребнями, преграждая плавное течение. Вокруг города тополевые оазисы и горы. По расщелинам гор тянутся тропы и лепятся строения причудливых форм. Жилища богатых людей.

Сегодня осматривали город. Обнаружили католическую церковь и школу при ней. Один из учителей сносно изъяснялся по-русски. Говорит, что выучился у русского священника в Харбине.

Потом были на шумном базаре. Китайцы — большие охотники до торговли. Некоторые сидят на корточках по целым дням перед своим немудрящим товаром, а товар тот — старые шурупы и гвозди, проржавленные замки, цепочки, банки и далее в таком роде. Потом поехали в театр. Понять, конечно, что происходит на сцене, трудно. К тому, что исполняют актеры, зал настроен довольно индифферентно. Все свободно разговаривают, едят арбузы, выплевывая семечки прямо на пол, курят, дети шалят… Гул стоит под крышей театра, напоминающего продолговатый сарай.

28 августа

Все еще живу на стоянке штаба армии возле города Чифына.

Стоит мягкая, совсем непохожая на нашу погода. Утром сегодня все было покрыто густым, непроглядным туманом. Вскоре он рассеялся, и над землей засияло не яркое, но какое-то по-особенному ласковое солнце.

Вчера опубликован Договор с Китаем. Он поражает своей корректностью и сдержанностью. Все понимают его временность, поскольку разгром японских оккупантов в Китае создает исключительно благоприятные условия для победы национально-освободительных армий и Коммунистической партии Китая. Китайская революция не может не подняться на новую ступень, ибо помощь ей, оказанная Красной Армией СССР, неоценима.

30 августа

Вчера пришел самолет из Ставки. Он привез газеты. Вместе с Молчановым поехал в Чифын на базу связи.

Смотрю фронтовую газету «Суворовский натиск» и глазам не верю. В траурной рамке фамилии: Г.С. Кара-Мурза, П.М. Бесов. Тут же помещен некролог.

Кара-Мурзу я знал мало, но с Бесовым прослужил всю Отечественную войну. Это был знающий офицер и хороший журналист. Сотни километров исколесили мы с Бесовым по гарнизонам и частям Забайкалья. Не верится, что нет его.

У инструктора Политуправления по печати узнал подробности гибели наших товарищей. Возле Ванемяо самолет ударился в сопку, и все погибли.

У Бесова осталась жена и трое сыновей. Младшему несколько месяцев. Жестокий нрав у войны.

3 сентября (Все еще под Чифыпом.) День Победы! Речь Сталина! Все это трудно, невообразимо осмыслить сразу.

4 сентября

Второй день ищу путей выезда из 17-й армии в Чанчунь, в котором обосновалась наша фронтовая газета «Суворовский натиск». Автомобильной дороги отсюда нет. Железная дорога на некоторых участках еще не восстановлена.

Решаюсь лететь. Жду оказии.

4 сентября Сижу в «виллисе» на аэродроме в ожидании самолета. А самолета все нет и нет.

7 сентября

(Аэродром в Чифыне.) Собираюсь лететь на перегруженном самолете. Все забито кошмой и костылями от монгольской юрты. Оставляю Балдина с машиной в Чифыне.

В 16 часов 15 минут наш «Дуглас» сделал попытку взлететь. Когда он побежал по взлетной дорожке, я почему-то подумал: «А. и О., будете ли вы знать, что в последние минуты жизни я думал о вас?» Сам не понимаю, почему я так подумал.

И только кончилась эта моя мысль, как наш самолет ударился обо что-то жесткое и неподвижное, конвульсивно задрожал, вызывая дрожь даже в гнездах зубов, и раздался исступленный крик летчика:

— Скорее из самолета!

Он кинулся к двери и распахнул ее. Нас обдало запахом горящего масла.

Мы выскочили прямо в высокий гаолян, в грязь. Кроме нас, советских офицеров, в самолете под охраной особистов был китайский генерал и японский диверсант — русский парень из белогвардейской семьи, Шевляков Костя Александрович (так он назвал себя, когда я на аэродроме расспрашивал его), и наш фотокорреспондент В. Нечухаев. Все мы, насколько позволяли силы, бежали от самолета.

Дым все сильнее застилал самолет, но взрыва, которого мы опасались, не произошло.

Когда тревога улеглась и мы, испачканные в грязи, выбрались из зарослей гаоляна на асфальт взлетной дорожки, командир корабля старший лейтенант по фамилии Еремин рассказал, что случилось.

При наборе скорости отказал один из моторов. Взлететь с грузом самолет не смог бы. К тому же аэродром представлял чащу, окруженную высокими сопками.

Однако погасить сразу скорость тоже было не просто. Самолет прошел взлетную дорожку и по инерции оказался в зарослях гаоляна. На беду, впереди летчик увидел арычную канаву. Тут самолет наверняка скапотировал бы и взорвался. Чуть сбоку от самолета лежал огромный камень-валун. Летчик заметил его и сумел поправить ход самолета.

Вероятно, это и спасло нас. Самолет лег на камень, подломив шасси и избороздив фюзеляж. Странно, что все случившееся вызвало у всех у нас смех. Мы просто хохотали, отряхиваясь от грязи и листьев гаоляна.