Моя война

В эти дни немцы решили любой ценой пробиться в Холм и для помощи своим войскам значительно усилили авиационную группировку на этом участке фронта. В течение трех дней, с раннего утра и до позднего вечера немецкие Ю-87 волнами, по 20–25 самолетов в каждом налете бомбили позиции бригады в Пронинской роще и возле дороги на Холм. Чувствуя безнаказанность из-за отсутствия у нас истребительной авиации и зенитных средств, самолеты противника нагло и самоуверенно демонстрировали свое превосходство в воздухе. Прилетев в район наших позиций, они сначала летали по кругу с включенными сиренами, а затем с воем пикировали на избранные цели, сбрасывали бомбы и обстреливали из пулеметов. Вместе с бомбами они сбрасывали листовки, в которых пытались запугать смертью и доказать безнадежность сопротивления. Но ни многодневные яростные бомбардировки, ни листовки не сломили боевой дух, стойкость и упорство военных моряков.

Бригада несла потери. К концу третьего дня беспрерывных атак с воздуха казалось, что вся земля перевернута — снежный покров исчез, кругом было черно-коричневое поле. В Пронинской густой роще, расположенной между шоссейной дорогой и излучиной реки Ловать, не осталось ни одного целого дерева. Рядом с позицией нашей батареи зияла огромная воронка от разрыва крупнокалиберной бомбы…

Видимо, посчитав, что после трехдневной бомбардировки у нас не осталось ничего живого, гитлеровцы утром 9 марта крупными силами ринулись в наступление, которое сопровождалось плотным артиллерийским и минометным огнем. Но враг просчитался и на этот раз. Будто из-под земли выросли военные моряки и с криком «Ура!» встретили врага дружной и смелой контратакой, дело доходило до рукопашных схваток. Морских пехотинцев поддерживал огонь артиллеристов и минометчиков. Пушки нашей батареи поражали не только танки, но и живую силу пехоты прицельным шрапнельным огнем.

Особенно четко действовал орудийный расчет сержанта Левкова, подбивший три танка. К несчастью, в этом бою вражеский снаряд попал в орудие Левкова, при этом погибли замечательный командир огневого взвода лейтенант Петр Берсольцев, сержант Левков и три матроса. Это орудие было выведено из строя.

Во время одной из атак противника от зажигательного снаряда загорелись снарядные ящики, находившиеся вблизи огневой позиции, возникла опасность взрыва снарядов. Увидев это, подносчик снарядов краснофлотец Калашников, не раздумывая, бросился туда, снегом погасил огонь и спас снаряды от взрыва. Этот эпизод был вскоре описан в газете «Советский флот».

Потеряв более десятка танков и оставив много трупов на поле боя, противник отошел на прежние позиции, не достигнув цели. Морские пехотинцы бригады вышли из этой кровавой схватки победителями, проявив исключительную храбрость и героизм, смелость и находчивость, волю к победе.

В разгар боев, 18 марта, пришла радостная весть: наша бригада стала гвардейской. В приказе Наркома обороны СССР № 78 от 17 марта 1942 года отмечалось, что «в многочисленных боях за нашу Советскую Родину против захватчиков 75-я бригада показала образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности… За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава преобразовать 75-ю морскую стрелковую бригаду в 3-ю гвардейскую стрелковую бригаду (командир капитан 1 ранга К. Д. Сухиашвили)».

Вскоре бригаде было вручено гвардейское знамя. Так уж случилось, что, именно в этот праздничный день, 18 марта, в окопной землянке меня приняли кандидатом в члены партии, и с этого дня я стал гвардейцем и коммунистом.

После мартовских боев, потерпев поражение на этом участке, противник предпринял обходной маневр — повел наступление на другом участке, от деревни Хворощино на север, с целью обойти наши позиции у Пронинской рощи и выйти к нам в тыл. Вместе с батальоном старшего лейтенанта Морозова, в котором осталось не более двухсот бойцов, три уцелевших орудия моей батареи были переброшены в этот район.

Командир батальона умело расположил своих бойцов и вместе со мной определил огневые позиции на опушке леса у большой поляны, на противоположной стороне которой просматривались позиции немцев и дорога, ведущая к Хворощино с запада.