Моя война

Это был маленький, неуверенный в себе человек. Все в нем было мелкое, случайное, боязливое. Он преподавал нам музыку. Его гордость составляло воспоминание о том, что в юности он сочинил пионерскую песенку.

Здравствуй, милая картошка,

Тошка, тошка, тошка!

Низко бьем тебе челом.

Даже дальняя дорожка

Рожка, рожка, рожка!

Пионеру нипочем...

Чем богаты, тому и рады.

Отличительной чертой Шухмана было неумение сосредоточиться на предмете. Мысли его прыгали, как воробышки в летнее утро, с ветки на ветку. Он начинал говорить, скажем, о Скрябине, перескакивал на тему о болезни своей жены, потом опять о Скрябине, а потом об Узбекистане, где он был во время войны в эвакуации. Но тем не менее его, с позволения сказать, лекции были для нас желанны. Причиной этого была его пианистка Олечка Жукова. Она неплохо исполняла многие классические произведения. А я, который никогда не слышал их "живьем", не по радио и не урывками,- во время ее исполнений испытывал благодарное чувство.

У Шухмана было два горя, которыми он с нами постоянно делился: больная жена и паспорт. У жены была больная печень. А в паспорте неправильно указана национальность.

Дело в том, что в эвакуации в Узбекистане при обмене паспорта на вопрос "национальность?" Шухман, вместо того чтобы сказать "еврей", ответил:

- Иудей.

Почему ему пришел в голову такой ответ, неясно. Может быть, хотел придать своей персоне больший вес. Может быть, боялся начавшего поднимать голову антисемитизма. Во всяком случае, это была его роковая ошибка. Девушка-паспортистка никогда не слыхала о такой национальности. Когда много позже он заглянул в свой паспорт, там в графе "национальность" было написано "индей".

- Я объяснял в паспортном отделе, что я не индей, а еврей. А начальник паспортного отдела, узбек, отвечал: "От своей национальности отказываешься. Нехорошо!" Какой-то кошмар! - возмущался Шухман.- Индей! Это же глупо! Такой национальности нет!

Надеялся на Москву. Там разберутся и все исправят. Но и там не хотели ни в чем разбираться.

- Мы национальности не изменяем.

- Везде бюрократы! - сокрушался Шухман.

- А что плохого? - подшучивал Вова Басов.- Единственный неповторимый во всем мире представитель нации индеев! За такую удачу надо платить, а вам это бесплатно досталось.

- Вам смешно,- грустно говорил Шухман,- а мне не смешно. Нельзя ничего доказать. Такой национальности нет.

Шухману было нелегко быть единственным на планете Земля индеем. Несколько месяцев длилась тяжба между паспортным отделом и Шухманом. Но в конце концов здравый смысл победил. Шухман пришел на занятие радостный, потряхивая над головой новеньким паспортом. Все мы бросились его поздравлять. Вова Басов захотел подержать в руках документ и порадоваться вместе с Шухманом исправлению. Он осторожно взял из рук педагога драгоценный паспорт, заглянул в него... и раскрыл рот от удивления. Потом разразился хохотом. В паспорте в графе "национальность" теперь значилось: "еврей, из индов".

Снова к Ирине

Закончился первый курс, и во время зимних каникул я поехал на селекционную станцию под Ярославлем. Встретился с моей семьей.

Ирина была на сносях. Бледное с опухшими губами лицо ее подурнело, но теперь оно было мне даже роднее, чем раньше. Мне было жаль ее.

Вместе мы гуляли по лесу. Я восторгался высоченными старыми березами, фотографировал Ирину на фоне берез. Дом, в котором жили родители, размещался на высоком обрыве, каскадами спускавшемся к Волге. Волга в это время была покрыта снегом.

- А как здесь осенью было красиво,- говорила грустно Ирина.- Жалко, что ты всего этого не видел.

Растроганный, я целовал ее щеки и вспухшие губы.

- Как ты здесь питаешься?- спрашивал я.

- За меня не волнуйся, учись,- отвечала она.

Я знал, что всем здесь жилось трудно, но мама и Павел Антонович делали все, чтобы Ирина нормально питалась.

Положение Павла Антоновича на станции становилось все хуже и хуже. До него здесь руководил Герой Социалистического труда, известный на Ярославщине агроном. Героя он получил за невиданные ранее урожаи выведенной им пшеницы. Павел Антонович таких фантастических урожаев не имел. Он решил выяснить, как его предшественник добился своих успехов. Оказалось, что в отчетах тот наполовину уменьшал площадь своих посевов, и урожай получался вдвое больше, чем у других. Павел Антонович был возмущен. Он не мог вынести такого мошенничества и заявил об этом "секрете" на бюро обкома, не без участия которого произошел обман и награждение "героя".

Узнав об открытии Павла Антоновича, начальство сначала хотело уладить все "по-хорошему", но честный мой отчим не согласился. Он все еще верил в справедливость, не понимая, что власть тихой сапой захватывают чиновники.