Моя война: Выжить вопреки. Испытания. Чужой

Надо рассказать, как нас стало шестеро. Вообще, Судоплатов не зря упоминал, что у нас у всех были свои «специальности». Меня, например, сделали хорошим стрелком-снайпером. Ваня, как всегда, при пулемете. На Егорке охрана, он, так сказать, рядовой боец. Правда, уточню, мы теперь не все просто красноармейцы с улицы. Егор и Ваня получили первое воинское звание в своей жизни, сержантами стали, новенькие остались красноармейцами. Да, а ведь не прав я. Первое-то звание – красноармеец. Это в сорок третьем будут рядовые, а пока красноармеец, или боец. Так вот Егор и еще один член нашей группы, Борис, были боевиками, автоматчиками. На них, можно сказать, охрана всех нас. Двое оставшихся – радист и подрывник. Нет, мы все можем и на ключе работать, и взорвать что угодно, но ребят конкретно затачивали под эти умения.

Даже есть сейчас не стал, хотя парни мне и оставили. Завалился спать, так лучше думается. Странно, но нет никакого страха. Чуйка тоже вроде помалкивает, ну и я не паниковал. Задача хоть и сложная, но выполнимая. Даже, я сказал бы, не на пределе возможностей. Вот если бы нам приказали десантироваться в какую-нибудь деревеньку с кучей фрицев в ней и завязать там бой, давая возможность другому подразделению сделать свое дело, а так нет. Так-то тоже задачка-то в один конец, а все равно вроде как и не на смерть идем. Сколько в эту войну погибнет разведчиков-диверсантов, просто отвлекая на себя силы немцев, для выполнения другими группами заданий… Да не сосчитаешь. Мне было бы трудно безмолвно пойти на смерть. Стоять до последнего патрона и так далее. Даже осознавая, что жертвы на войне в таких случаях почти всегда оправданны, да только как-то это не по мне. Мне нужно действовать, видеть и задачу, и результат. А как ты увидишь результат, если просто стоишь насмерть против толпы фашистов? Вот и я говорю, что было бы мне очень тяжело. В нашем же задании вся сложность будет в пути. Как ни странно, но кажется, что главное это дойти до этой станции, будь она трижды неладна. А уж рвануть там все, это, думаю, сможем, не зря обучали.

Проснулись как по будильнику, ровно в двенадцать. Сразу пошли умываться и ужинать. Форму у нас уже забрали, идем в гражданской одежке, так больше вероятность сойти за местных. Ну, начальство так решило, я здесь абсолютно ни при чем. Мне вообще думается, что идти нужно во вражеской форме. Странно, но командиры почему-то думают, что якобы местных призывного возраста сразу за задницу не возьмут. Не понимаю я этого. Ну, инструкции это для галочки, никто не помешает нам импровизировать на месте. Как оказалось, ребята думали о том же.

– Андрюх, а что за идея с одежкой? – спросил меня Егор.

– Не знаю, начальство так решило, но… – я подмигнул бойцам, – мы же будем далеко от начальства, так? – Ребята, хмыкнув, засмеялись.

Конечно, с новенькими в нашей группе еще предстоит «познакомиться», все же мы втроем уже спаянный коллектив, а с остальными всего десять дней как знакомы. На первый взгляд вроде отличные ребята, но как они себя поведут в тылу врага… Тут не знаешь, как сам будешь действовать, чего уж о других говорить. Но хотелось верить в людей, правда, это частенько боком выходило, но все же. Вообще в это время люди и проще, и человечнее как-то. Настоящие они, не избалованные благами цивилизации.

Испытания

Заброска в тыл противника осуществлялась самолетом. Выбросили нас быстро, линия фронта ведь совсем рядом, летели всего несколько минут. К сожалению, нам не дали поучаствовать в разработке плана, настаивая на неукоснительном следовании придуманному начальством. А жаль, я бы попросил выкинуть где-нибудь в стороне. Дело не в том, что я слишком опасаюсь за свою жизнь. Это и так понятно, тут другое. Я, наконец, понял, что такое умение воевать. Это не отличная стрельба или рукопашный бой, не геройство и безбашенность. Нет, это наука о том, как сохранить свою жизнь. Если научиться беречь себя, не тупо прячась, а еще и истребляя врага, то это и станет решением. Большого ума не нужно, чтобы рваться к цели, сметая все на пути, итог может быть печальным и всегда закономерным. Гораздо сложнее понимать, когда нужно идти, а когда и залечь. Так, я думаю, и смогли выжить те немногие бойцы, кто начинал эту войну в сорок первом. Не буду скрывать, сам от деда слышал его историю. Тот, когда ему во второй раз прилетело от фашистов, был в госпитале очень долго. А когда была возможность вновь уйти на фронт, хоть уже и не на передок, скорее его к обозу бы причислили, уехал мотористом в один из авиационных полков. Таким образом, он сохранил себе жизнь, да вроде и при деле был, плевать, что последний год войны он в тылу был, зато жив остался. Кто-то скажет, шкурно это… Что ж, это его право. Но это жизнь. Прежде чем оклеветать меня или моего деда, задумайтесь как следует, а как бы вы сами поступили, только честно.